Финн развернул красную бумагу. Там была коробка из-под пирожных с вареньем «Мистер Киплинг» с деньгами, завернутая в газету «Дейли миррор» от 28 ноября с фотографией тропинки и группы деревьев, где нашла свою смерть Энн Блейк. Не оценив юмор Кайафаса, Финн порвал газету на мелкие кусочки и сжег, как сжег деньги, чековую книжку и кредитные карты Энн Блейк.

Сумма была правильной, двести пятьдесят купюр по десять фунтов. Грабителей он не боялся — никто не захочет с ним связываться. После того, как он по просьбе Кайафаса избил тех сквоттеров[35], соседи его остерегались. Опустившись на колени, Финн сунул деньги в полиэтиленовый пакет под матрасом. За дверью послышались шаги Лены. Она с кем-то болтала. Наверное, миссис Гогарти или старик Брэдли, которого невестка запирала в доме, уходя на работу, так что он искал утешения в библиотеке или в общении с Леной. Финн прислушивался, слабо улыбаясь. У нее много друзей. Она не похожа на него, она способна любить людей. Она даже любила Куини.

Лене было уже за сорок, когда родился Финн. Она и не надеялась, что у нее будет ребенок, а ее муж умирал от болезни Аддисона[36]. Мальчика она назвала Теодором, в честь умершего, но так к нему обращались только учителя. Лене имя не требовалось — его заменяли особые интонации в голосе, когда она обращалась к сыну, а для Куини он всегда был «дорогой». Они переехали к Куини, когда Финну было шесть месяцев от роду.

Лена не могла жить с ребенком одна. У нее не хватало на это сил и уверенности в себе. Куини — ее двоюродная сестра и тоже вдова — была дипломированной медсестрой и владела собственным домом. Толстая, практичная и на первый взгляд добрая.

Дом Куини находился на Миддл-Гроув в районе Хорнси, в ряду аккуратных домиков в три этажа, с узким фасадом и шиферной крышей. Финн с удовольствием спал бы в комнате Лены, но Куини сказала, что это глупо и неправильно, ведь в доме четыре спальни. Лена получала небольшую пенсию от работодателей Теодора Финна, но на эти деньги жить и растить сына было невозможно, и поэтому она стала убирать у миссис Урбан на Копли-авеню, оставляя ребенка дома с Куини. Цель и желание Куини — без всякой намеренной жестокости, без осознания того, что она делает, — состояли в том, чтобы завоевать любовь Финна, сделать так, чтобы он предпочел ее собственной матери.

Она не сомневалась, что сможет лучше его воспитать. Тетка читала ему книгу о паровозике Томасе и его друзьях, за чаем угощала сэндвичами с бананами и возила в коляске по магазинам, а когда люди говорили «ваш малыш», не поправляла их.

Лена наблюдала за всем этим и молча страдала. Она не была бойцом и в отчаянии могла лишь думать о том, что у нее крадут сына, но ничего не предпринимала. Но волноваться было не о чем, поскольку завоевать Финна не удалось. Какое-то время он колебался, соблазненный чтением и сэндвичами, но потом вернулся от Куини к матери, ночью пробравшись в ее спальню, для чего пришлось отыскивать дорогу в темноте.

Когда ему исполнилось тринадцать, начался полтергейст. Лена, которая была экстрасенсом, верила, что это духи, но Финн знал правду. Иногда он чувствовал, как сила течет по его жилам, будто электричество по проводам, заряжая мускулы и стекая с кончиков пальцев. Лена впервые увидела его ауру. Она была золотисто-оранжевой, как восходящее солнце. Финн чувствовал ритмы своего мозга, чувствовал энергию, бьющую через край.

Однажды все тарелки из буфета с посудой Куини свалились с полок, и многие из них разбились. В другой раз в окно кухни влетел кирпич, и почти одновременно рамка с фотографией Куини в платье медсестры и с дипломом в руках упала со стены, так что треснуло стекло.

Тетка сказала, что виноват Финн, что он сам это сделал, хотя не могла объяснить, как ему удалось принести в дом огромный камень, который никто даже не мог оторвать от земли. Полтергейст прекратился вскоре после того, как Финн начал курить гашиш, и когда эти явления пропали, он очень жалел об этом и просил их вернуть всех богов, духов и волшебников, о которых читал в книгах. Но сила оставила его. Тогда он решил убить Куини.

Причин для этого было несколько. Он боялся ее насмешек и беспокоился из-за того, что Куини не одобряет его увлечений. Она сожгла его книгу о розенкрейцерах. Ему также хотелось узнать, что чувствует человек, когда убивает, и он рассматривал убийство как боевое крещение, открывающее дверь в ту жизнь, о которой он мечтал, позволяющее ему стать тем человеком, которым он себя представлял. Куини как нельзя лучше подходила на роль жертвы — уродливая, глупая, черствая, не способная увидеть свет, почувствовать юную душу. И у нее был дом, который она оставит Лене — Куини сама повторяла это снова и снова. Со своей дочерью Брендой, которая жила в Ньюкасле, она не поддерживала отношений, если не считать открыток на Рождество. Финн не мог понять, зачем матери свой дом, но она говорила, что ей хочется, и Финн считал, что у нее на это больше прав, чем у Куини.

С мечтой убить ее он не расставался целых два года, но все произошло спонтанно, почти случайно. Однажды ночью Куини разбудила его и Лену и сказала, что слышала чьи-то шаги внизу. Это было весной, в три утра. Финн спустился вместе с теткой. Там никого не оказалось, но окно было открыто, а из жестяной коробки в кухонном шкафчике пропали семь фунтов купюрами и мелочь. Куини захватила с собой кочергу, которой они обычно ворошили дрова в медленно горящем камине в гостиной.

— Дай мне ее, — сказал Финн.

— Зачем тебе?

— Хочу кое-что проверить.

Она отдала ему кочергу и отвернулась, чтобы посмотреть, на месте ли ее кольца, обручальное и то, что было подарено на помолвку, — каждый вечер она снимала их и клала в стеклянное блюдо на каменной полке. Финн замахнулся кочергой и ударил Куини по затылку. Она издала жуткий звук, какой-то пронзительный и хриплый вой. Он продолжал бить ее, пока Куини не умолкла, застыв на полу большой бесформенной окровавленной грудой. Финн почувствовал, как кочерга выпала из его руки, медленно повернулся и увидел стоявшую в дверном проеме Лену.

При виде крови Лена задрожала. Зубы у нее стучали, из горла вырывались сдавленные свистящие звуки. Тем не менее она схватила Финна своими дрожащими руками, заставила вымыться, сняла с него одежду — пижамные штаны и жилет — и сунула ее в печь между пылающими кусками угля. Вымыла кочергу, заставила Финна надеть чистую пижаму, лечь в постель и притвориться спящим, а потом вышла на улицу и постучалась к соседям, попросив позвонить в полицию. Когда они приехали, Финн уже спал. Его никто даже и не заподозрил.

Ужасное происшествие поставило Лену на грань безумия. И она довольно долго балансировала на этой грани. «Спонтанная шизофрения», — сказал врач. Это было в больнице, куда ее увезли после того, как она стала ходить по мясным лавкам и кричать, что они торгуют человеческой плотью. Она обошла лавки, а затем вышла на Арчуэй-роуд, легла посреди дороги и стала кричать водителям, чтобы они убили ее.