Яркое солнце отражалось от белых, покрытых льдом крыш, которые тянулись под его окном, словно сверкающий горный хребет. Похоже, день будет ясным. Сегодня пятница, и вечером у него свидание с Франческой. Он стоял у окна спальни, смотрел на белые крыши, на длинные тени, на редкие столбики белесого дыма, пробивающиеся сквозь туман. Через автостоянку шел разносчик газет со своей брезентовой сумкой. Мартин отвернулся от окна и перешел в гостиную, где мистер Кохрейн надраивал зеркальное стекло, а хризантемы были такими же свежими, как и прежде. Он отнес вазы в кухню. Ему показалось, что большие желтые соцветия с осуждением смотрели на него, когда он запихивал их в мусорное ведро.

— Удивительное дело. — Мистер Кохрейн вошел вслед за Мартином, чтобы вылить воду. — На них ни единого увядшего лепестка.

В щель для почты упали две газеты. Урбан взял их и посмотрел на «Пост». Вторую неделю подряд первую полосу занимал материал об убийстве в Парламент-Хилл-филдс. Сегодня это был репортаж о ходе расследования по делу Энн Блейк с броским заголовком о жестоком убийстве женщины и подписью Тима Сейджа. Мартин пролистал газету, пытаясь понять, что могло так расстроить Франческу — причем заранее. «Пост» представляла собой сорокастраничный таблоид, и это заняло довольно много времени, однако он ничего не нашел — ни фотографии, ни статьи. Часы показывали всего лишь без десяти девять. Под любопытными взглядами мистера Кохрейна Мартин начал снова просматривать газету, на этот раз медленно и тщательно.

Больше не в силах терпеть пристального внимания похожих на гальку глаз, искаженных бифокальными линзами очков, Мартин взял газету и удалился в спальню. Там он взял красный фломастер и, словно редактор, прошелся по каждой странице, отмечая проверенные галочкой внизу.

Искомое обнаружилось на седьмой странице, всего лишь абзац в разделе светской хроники под называнием «Заметки на полях».

Наступающий год будет волнующим для 35-летнего мистера Рассела Брауна, чья первая книга должна быть опубликована летом. Это исторический роман о Черной смерти[31] под названием «Железный кокон». Мистер Браун, специалист по XIV веку, преподает историю в Политехническом институте Северного Лондона. Живет с женой Франческой и двухлетней дочерью Линдси на Фортис-Грин-лейн.

— Поскольку, по всей видимости, это наша последняя встреча, — сказал Мартин, — я предпочел бы отвести тебя в какое-нибудь милое местечко. — Он обвел взглядом греческую таверну на Арчуэй-роуд, выбранную по настоянию Франчески. Здесь пахло маслом для жарки, а над витриной с сырым кебабом тянулись листья пластмассовой традесканции[32]. — Хотя не думаю, что это так уж важно. — В голову ему пришла неприятная мысль, одна из многих. — Кстати, что ты ему сказала — где ты теперь? И, если уж на то пошло, где, по его мнению, ты пропадала всю прошлую неделю?

— Он болел гриппом, — ответила Франческа, — и врач посоветовал взять неделю отпуска для восстановления сил. Поэтому он поехал к родителям в Оксфорд и взял с собой Линдси.

— Не могу поверить, что у тебя есть ребенок, — печально сказал Мартин. — Двухлетний. — К их столику подошел официант. Урбан заказал для обоих кебаб из ягненка и салат. Франческа что-то достала из своей сумочки и передала через стол. Он без всякого энтузиазма, даже со страхом смотрел на фотографию темноволосой и большеглазой девчушки. — Но где она? Кто с нею сидит, когда ты на работе? — Это прозвучало так, словно он был не в силах ей поверить, словно подобные вопросы могли запутать ее и заставить признаться, что она солгала, а газета ошиблась.

— В дневных яслях. Я отвожу ее туда утром, а Рассел забирает. Он возвращается домой раньше меня.

— Я искал его в телефонной книге, — сказал Мартин. — Похоже, он Г.Р. Браун, проживающий в доме 54 по Фортис-Грин-лейн?

Помедлив секунду, Франческа кивнула.

— Его первое имя Гарольд, — объяснила она, — только он предпочитает второе, а Рассел Браун для писателя звучит лучше.

— А я все терялся в догадках, почему ты не позволяешь отвезти себя домой. Думал, ты стыдишься своего дома или даже что у тебя злой отец… И считал, что тебе не больше двадцати.

— Мне двадцать шесть.

— Не надо плакать, — сказал Мартин. — Выпей вина. Слезы тут не помогут.

Обоим кусок не лез в горло. Франческа поковыряла свой кебаб и отодвинула. Ее темно-карие блестящие глаза наполнились отчаянием, и она всхлипнула. До этого Мартин чувствовал лишь горечь и гнев. Острая жалость заставила его ласково накрыть ладонью ее руку. Она прикусила губу.

— Прости, Мартин. Я не должна была встречаться с тобою на прошлой неделе, но мне очень хотелось. Мне хотелось развлечься. Я не собираюсь себя жалеть, но развлечься не особенно получилось. А затем… затем стало совсем не до веселья. — Мартин задрожал от радости и ужаса. Разве она только что не призналась, что любит его? — Рассел вернулся домой в пятницу, а в понедельник сказал, что ему позвонили из «Пост» по поводу его книги. Я знала, что они поместят что-то в газете, и знала, что ты увидишь.

— Полагаю, ты его любишь, не так ли? Ты счастлива — ты, Рассел, Линдси и Черная смерть? — Отчаяние пробудило в нем мрачный юмор, и он улыбнулся слабой ироничной улыбкой.

— Пойдем, — сказала Франческа. — Пойдем к тебе, Мартин.

В машине он молчал. Вот, значит, как это бывает, думал он. Со всеми теми мужчинами, о которых он слышал и читал и которых даже знал, с теми, кто влюбился в замужнюю женщину. Тайные встречи, обман, неприятное чувство, что ты предатель и испорченный человек. А в конце горькое расставание с некрасивыми обвинениями или развод и повторный брак, зарегистрированный в какой-нибудь конторе на Хай-стрит, с побитой жизнью женщиной, уже имеющей ребенка. Мартин понимал, что старомоден. Он еще учился в школе, когда слово «лопух» считалось сленгом, но даже тогда он знал, что был и всегда будет лопухом. Коренастый широкоплечий мужчина с квадратным лбом, квадратным подбородком и с такими же простыми взглядами на жизнь. Прямоугольный, четырехугольный, квадратный[33], обыкновенный, консервативный и реакционный. Революция в морали, которая случилась, когда он был подростком, прошла мимо и оставила его приверженцем старых порядков, как будто он всю жизнь прожил при этих порядках. Ему хотелось бы обвенчаться в церкви с девственницей. А вот что он точно не собирается делать, думал Мартин по дороге в Кромвелл-корт, так это заводить интрижку с Франческой, с миссис Рассел Браун, впутываться во все это… грязь, ненужные волнения и позор. Им следует расстаться, причем немедленно. Он помог женщине выйти из машины и замер на секунду, держа ее за руку на пронизывающем холоде.