Напиток, поглощаемый такими бешеными темпами, вскоре закончился, и пустую чашечку пришлось поставить на стол. Чем тут же воспользовался павлиносвин, схватив ладошки девушки в попытке их погладить.

Карину словно молнией прошибло от этого прикосновения, и не потому, что противно стало, а потому, что прозрела.

Нет, мужик не был ни страшным убийцей, ни даже маньяком или вором не оказался. Но свои грешки у него нашлись. Например, десятки мелькнувших образов молодых девушек, с которыми свин регулярно изменял жене. Кариной он, видимо, собирался пополнить коллекцию. Уклонение от налогов, взяточничество, мелкие аферы по переводу денег между сомнительными лицами. Несколько раз устранил конкурентов, поспособствовав разорению их бизнеса.

А еще Карина, словно в мутной пелене, увидела последствия действий этого индивида: рыдающую жену, довольных чиновников, пересчитывающих деньги в конвертах, спившегося конкурента, погрязшего в долгах и получившего в итоге сердечный приступ.

Немигающим взглядом девушка следила за историей чужих грехов, пока все резко не прекратилось, стоило владельцу кафе отдернуть руку от женских пальчиков.

Широко открытыми от увиденного глазами Горбуша лицезрела, как мужчина, беспомощно хватая воздух, держится за сердце и корчится от острой боли.

— «Скорую», — задыхаясь, просил он.

И на мольбу незамедлительно слетелся персонал. Кто-то вызывал докторов, кто-то пытался уложить начальника на один из диванчиков и обмахивал его папками с меню, кто-то открывал окна… И только Карина, про которую почему-то все резко забыли, стояла у столика и осознавала произошедшее.

Сзади подошел Глеб.

Магистр довольно равнодушно оглядел суету, зародившуюся вокруг, и накинул на плечи дрожавшей Горбуши плащ.

— Они сейчас нас не видят, а вскоре и забудут. Я скрыл нас пеленой забвения. А тебя можно поздравить — дар все же проснулся и воздал ему по заслугам… — констатировал зельевар. — Он еще дешево отделался. Если сразу не умер, а всего лишь корчится с инфарктом, значит, жить будет.

— Но он лишь коснулся, — находясь в прострации, прошептала новоявленная мегера.

Магистр успокаивающе погладил Карину по плечам.

— И тебе вновь повезло, что дар активировался лишь после прикосновения. Поверь, Трое было гораздо хуже — она все эти гадости видела, просто находясь рядом с человеком.

«Скорая» прибыла удивительно быстро. Хотя нечему тут удивляться. Слишком фешенебельное место, чтобы допустить здесь чью-то смерть от инфаркта.

Врачи суетились над мужиком и говорили что-то утешительное работникам кафе. Видимо, павлиносвина не очень-то и сильно приложило резко обнаружившимся недугом.

Уже очухавшаяся от произошедшего Карина пытливо смотрела на Глеба и решала, задавать или нет вертевшийся на языке вопрос.

— Спрашивай уже, — милостиво разрешил спутник, прочитав это в ее глазах.

— А как ты с Троей рядом выжил? Она ведь бомба замедленного действия с таким даром.

На лице зельевара промелькнула удивительно добрая усмешка.

— А может, я ангел во плоти. Безгрешный и чистый, аки белый день? — в голосе звучала добрая ирония.

Но лицо Карины явственно выражало недовольство подобным ответом.

— Безгрешных людей не бывает, — уверенно заявила она.

Глеб тяжело выдохнул и признался:

— Конечно, не бывает, но так уж случилось, что все мои грехи — это чрезмерное употребление ядов, убитые комары в летнюю ночь и парочка разбитых женских сердец. Поэтому я, как правило, отделывался лишь треснувшими колбами в лаборатории и часами запойных стихотворных ночей — в страданиях одинокого сердца.

— Как-то мелко.

— Ну уж прости, что не оказался убийцей мирового масштаба, — и в подтверждение своих слов схватил ладонь Карины.

И ничего не произошло — пустота и тишина. Горбулла даже разочаровалась.

— Ничего-о-о, — протянула она.

— А это потому, что за старые грехи я уже расплатился, а новых пока не наделал.

На протяжении всего обратного пути Карину мучило тяжелое ощущение. Собственная совесть не давала покоя, заявляя, что именно она, Карина, виновата в инфаркте мужика. И пусть тот это заслужил, но ведь ее дар послужил катализатором, запустившим весь механизм мщения.

— Глеб, — тихо позвала Горбуша. — А ведь мне теперь нельзя подходить близко к Трое.

— Это еще почему? — не понял ее беспокойства магистр.

— Сердечный приступ этого человека — моя вина. Мой грех. Теперь дар Трои и мне отомстит за это.

Магистр в очередной раз загадочно улыбнулся и как-то очень уверенно заявил:

— Зараза к заразе не липнет! Будь спокойна.

* * *

Новость о смерти Горгулия и предательстве Глеба разнеслась по Академии уже на следующий день после происшествия. Стараниями все той же Терции, которая на уроках этикета и физкультуры вместо проведения занятий занималась распространением слухов и сплетен. Она охала и ахала, причитала, что Академии наступает конец, что преподавательский состав окончательно поредел и, вероятнее всего, с такими темпами до конца никто не доучится.

Однако уже в обед ректор Милонский навел порядок в этом царстве паники и заявил: отсутствие преподавателей — явление временное, и уже с завтрашнего дня он лично будет вести курс истории, а Арвенариус возьмет на себя зельеварение.

Конечно, такое положение вещей учащихся устроило мало. Но всеобщая паника поутихла, сменившись смирением перед неизбежным.

По Горгулию все скучали, уже в первый вечер к дверям его аудитории кто-то заботливый принес поминальную бутылку вина и зажег свечи. Следом стали появляться многочисленные венки и рюмочки с валерьянкой. А еще стойкий запах перегара, который упорно не выветривался из бесконечных коридоров.

Филоний Милонский попытался отследить студентов, которые носят такие дары и поминают почившего преподавателя не только добрым словом, но и крепким напитком, однако попытка была безуспешной. Будущие фрейлины и телохранители умело скрывали свои секреты. А уж уличить аналитиков в темных делишках было вообще невозможно.

Вот и сейчас Вероника как раз шла мимо дверей разрушенного зала Горгулия, смотрела на очередные увядшие букеты и терзалась в сомнениях.

Не далее как несколько дней назад Ванесса и Кларентина — дворянки из ее тройки — с радостью свалили на королевские танцульки в Керению. Такого счастья Вероника уже давно не испытывала. Эти барышни ни в какую не хотели становиться с ней не то что семьей, но даже мало-мальскими подругами. Если в остальных тройках между девчонками царило понимание и тепло, то в ситуации с Вероникой дворянки просто отказались брать в свою компанию простушку из обычной семьи. С другими девчонками тоже не получалось сблизиться. Опять же из-за Ванессы и Кларентины. Клеймо заносчивости и пафоса поставили сразу на всех троих.