Я не намерена была во всем идти на поводу у супруга и высказывала свое мнение, приводила аргументы в защиту молодого поколения. И хотя старика было трудно в чем-то переубедить, он все же со скрипом, но вынужден был со мной соглашаться, повторяя и смеясь: «Тебе надо идти служить пастором в церковь!»

Безусловно, скука и одиночество жизни Ханса закончились, как только порог его двухкомнатной квартиры в маленьком городишке Бад-Зальцуфлен переступила нога жизнерадостной, молодой и предприимчивой супруги.

Поначалу меня тоже веселило наше общение. Но потом серость, монотонность и однообразие будней и разговоров неумолимо стало меня раздражать.

Генрих намекнул мне, что не мешало бы получить водительские права и быть в некотором смысле независимой или при случае помогать Хансу, пожилому человеку, в пути. Я согласилась и начала посещать уроки в одной из водительских школ Падерборна.

Теорию мне удалось сдать с первого раза, а вот с практикой вождения у меня не ладилось. Я не смогла сдать экзамен и вынуждена была оплачивать дальнейшие уроки – это ужасно обрадовало моего инструктора, в бывшем профессионального солдата, который с нещадным цинизмом и хохотом критиковал всех женщин, сидящих за рулем. За последние годы он успел натренировать глаз на русских немок, аузидлеров, приехавших из Казахстана и Сибири и по-баптистски носивших платки и длинные юбки. Поскольку католический Падерборн был в десятки раз меньше Кёльна, Гамбурга и тем более Берлина, понаехавшие граждане распознавались с первого взгляда.

Теперь я находилась в стране абсолютно законно и считала, что мне просто необходимо идти к новым поставленным целям. Я уже отдала на оформление в МВД Германии документы на приезд сына и теперь собиралась найти достойную работу с перспективой. Я наивно полагала, что если человеку продлевают визу в стране на основании замужества, то перед ним открывается миллион возможностей, в том числе неограниченные шансы для карьеры.

Я стала регулярно покупать газеты крупных немецких издательств и убедила Ханса выписать местную региональную газету с целью поиска подходящей работы. Хоть он и доверил мне управление своими скромными финансами, я не хотела сидеть на шее у мужа-пенсионера. Дополнительно к пенсии Ханс зарабатывал ремонтом часов, но делал это больше для родственников и знакомых и из своей скромности за сущие копейки.

Прилежно читая бессчетное количество объявлений в газетах, я ходила на собеседования в посреднические фирмы. Но, к сожалению, без немецких корочек и «витамина В» (так здесь называют блат) в Германии трудно найти приличную работу, тем более журналистскую. Для более простого труда, которым занимается большинство иностранцев, меня считали «слишком квалифицированной», искали мне работу и… ничего не находили!

Чтоб получить дополнительные знания и быть в форме, я пошла на компьютерные курсы при университете. Но и это пока не помогало. Единственной радостью было то, что наконец, с третьего раза, я сдала экзамен по вождению и получила права. Гора с плеч! И в этот же вечер Ханс, большой любитель собирать модели самолетов, предложил поискать для меня, владеющей несколькими языками, работу в аэропорту.

Он не ошибся – для иностранки с улицы нашлось место в службе безопасности. Работа была с одним, но существенным минусом – она была сменная.

Едва получив права, я стала ездить в ночь по городским улицам и автобану в аэропорт Падерборна. Смены начинались в три часа ночи или в пять утра – «лучшее» время для нормальной работы трудно себе представить. Чтобы успеть собраться и приехать на утреннюю смену, вставать приходилось в час ночи, когда все уже спят или ложатся отдыхать. День для меня сменился ночью, и все перевернулось вверх дном, начались проблемы с давлением. После смены меня качало и тошнило, а ведь нужно было еще добираться домой по автобану. Я обессилела и потеряла аппетит, но «заботливый муж» как будто этого не замечал.

– Другие женщины работают, и ничего. Значит, ты тоже можешь, – говорил он мне с бесстрастной логикой типичного немца.

– Ханс, другие женщины – это другие люди. У каждой свое здоровье! Рано или поздно я не выдержу этих экспериментов и потеряю контроль, когда буду за рулем. Я могу вообще никуда не доехать! – Я возражала ему. Но не находила желанного сочувствия.

На старости лет Ханс полюбил молодую иностранку за то, что она не такая, как все. А сам живет по стандартам, тем, что удобны», думала я, садясь за руль и глядя сонными глазами в непроглядную тьму.

В последующие недели я работала только в ночную смену. Это было уже открытое издевательство, ведь есть же и другие часы! Когда стало невмоготу, я попросила поменять смену. Реакция была незамедлительной: меня вызвали к начальнику отдела.

– Я вижу, что эта работа, фрау Мюллер, вам не подходит, – строго сказал он. – Поэтому поищете что-нибудь другое.

– Я и сама здесь больше не задержусь ни на минуту! – гордо ответила я.

Не было пределов моей радости от того, что все само собой разрешилось и эксперименты закончились. Теперь хотелось только одного: как следует отоспаться!

Ханс же посматривал на меня косо. Как типичный немец, он ждал от жены такого же типичного поведения. Кроме того, это был удар по самолюбию: Ханс Мюллер с такой гордостью говорил всем, что его жена работает в аэропорту… Что он теперь скажет соседям?

В связи с запланированным Сашиным приездом, к которому я готовилась, мы с мужем переехали в трехкомнатную квартиру в городке Бад-Липшпринге. Надо отдать должное Хансу, по скромности он занял самую маленькую комнату, оставив Саше просторную и светлую.

В Бад-Липшпринге, маленьком и уютном курортном городке Германии, была та же публика, что и в Бад-Зальцуфлене. Так что чуда взаимопонимания с новыми хозяевами – немцами по фамилии Кляйн (что с немецкого переводится как «маленький») – не произошло. Дежурные тупые улыбочки, бесцветное «Как дела?» и море нескрываемого любопытства к необычной семье… и «этой русской»…

В середине лета 1999 года я поехала в Россию. Погода стояла особенно жаркая и душная. Я гуляла с сыном по Петербургу, ездила с ним за город, но к концу августа уже успела истосковаться по Германии. Наконец все бумаги были собраны, и мы с Сашей отправились в дальнюю дорогу на поезде.

По приезде в Германию я сразу занялась оформлением сына в немецкую школу. Записала его в бассейн и на настольный теннис. А через несколько месяцев классный руководитель уже восхищался Сашиными успехами, утверждая, что его грамматика лучше и диктанты на немецком чище, чем у коренных немцев. Правда, дома Саша, как любой мальчишка, ленился и всякий раз, когда я приезжала после курсов в университете, в разговоре с мамой переходил на русский. Чтобы его знания в немецком улучшились, я сознательно оставляла Ханса вдвоем с сыном и просила его проверять у Саши уроки. В общем-то, мальчик и старик понимали друг друга и даже немного подружились. В конце осени, листая немецкие газеты, я наткнулась на интересное объявление. Речь шла о наборе персонала на мировую выставку в Ганновере, которая должна была проходить в 2000 году. Я сразу же написала туда. Просто потрясающая возможность, думала я, вырваться из этого провинциально-католического замкнутого круга и получить шанс на приличный контракт. Только мужу об этом ничего не сказала – у меня было предчувствие, что Ханс недоволен моей самостоятельностью и новыми идеями. Он был бы рад, если бы я вообще никуда не ездила, сидела бы себе как мышка дома и не высовывалась! Не зря однажды, заказав в кондитерской мышек из марципана и поставив их как произведение искусства на стол в гостиной, Ханс в шутку заявил: «Если бы ты была из марципана, я бы тебя давно уже съел…»