– Брачная запись, это более старое название. Многие вдеревне и по сей день говорят именно так, – заметила сестра Хопкинс.

– Но, сестра… – сдавленным голосом проговорила Мэри.

Собеседница резко вскинула на нее взгляд. И увидела в глазахдевушки отчаяние.

– В чем дело? – быстро спросила она.

– Вы не видите? Сейчас тысяча девятьсот тридцать девятыйгод. Мне двадцать один год. В тысяча девятьсот девятнадцатом мне уже исполнилсяодин год. А это означает… означает, что мой отец и мать поженились только…только… потом, – с дрожью в голосе проговорила Мэри.

– Ну, даже если и так, что с того? Стоит ли в наше времяиз-за этого переживать! – грубовато утешила ее сестра Хопкинс.

– Но, сестрица, как же это…

– Многие парочки отправляются в церковь, когда им уже некудадеваться, – авторитетно заявила сестра Хопкинс. – Главное – обвенчаться. Акогда – какое это имеет значение?

– Может, поэтому отец никогда меня не любил? Как вы думаете?– тихо спросила Мэри. – Потому что мать вынудила его жениться на ней?

Сестра Хопкинс прикусила губу, явно не решаясь что-тосказать. Потом все-таки решилась:

– Мне кажется, было не совсем так. – Она сделала паузу. – Нуда ладно… если тебя это очень беспокоит, то лучше, наверное, тебе знать правду:ты вовсе не дочь Джерарда.

– Значит, вот почему!

– Возможно.

На щеках Мэри вспыхнули красные пятна.

– Понимаю, что это дурно с моей стороны, но я рада! Мневсегда было как-то не по себе оттого, что я не любила отца… А раз он не былмоим отцом, тогда это вполне нормально! Но как вы узнали?

– Джерард до того, как впал в беспамятство, не раззаговаривал об этом, – сказала сестра Хопкинс. – Я довольно резко его обрывала,но он все не унимался. Естественно, я не стала бы рассказывать тебе об этом, неподвернись эта бумажка.

– Интересно, кто был моим настоящим отцом… – тихо произнеслаМэри.

Сестра Хопкинс открыла было рот, потом снова его закрыла.Казалось, ей трудно принять некое решение.

Внезапно какая-то тень упала на пол комнаты, и обе женщиныобернулись. За окном стояла Элинор Карлайл.

– Доброе утро, – произнесла она.

– Доброе утро, мисс Карлайл, – отозвалась сестра Хопкинс. –Денек сегодня действительно приятный!

– Доброе утро, мисс Элинор! – поздоровалась Мэри.

– Я приготовила сандвичи, – сказала Элинор. – Не хотите лизайти ко мне и перекусить? Теперь как раз час, а возвращаться на ленч вгостиницу было бы глупо. Я специально приготовила столько, чтобы хватило натроих.

Сестра Хопкинс была приятно удивлена:

– Ах, мисс Карлайл, до чего же вы заботливы! И в самом деле,очень не хотелось бы прерывать работу, а потом снова тащиться сюда из деревни.Я-то надеялась, мы управимся здесь за утро. И даже пораньше сделала обход своихбольных. Но, похоже, тут хватит хлопот на целый день.

– Спасибо, мисс Элинор, вы очень добры! – теплопоблагодарила ее Мэри.

Они втроем пошли к дому.

Элинор оставила парадную дверь открытой. Они вошли впрохладный холл. Мэри слегка вздрогнула. Элинор бросила на нее быстрый взгляд.

– Что случилось?

– О, ничего… просто почему-то стало не по себе. Этот мрак…после яркого солнца.

– Странно, – тихо сказала Элинор. – Именно это ощущение яиспытала сегодня утром.

Сестра Хопкинс рассмеялась и сказала громким, бодрымголосом:

– Давайте, давайте, расскажите еще, что в доме водятсяпривидения. Я, например, ничего такого не чувствую!

Элинор, улыбнувшись, повела их в гостиную, расположеннуюсправа от входной двери. Там были подняты шторы и распахнуты окна, поэтомукомната выглядела очень уютной.

Элинор прошла через холл в буфетную и вернулась с большимблюдом с сандвичами. Она протянула блюдо Мэри:

– Прошу.

Мэри взяла один сандвич. Элинор стояла и смотрела, какровные белые зубы девушки погружаются в хлебную мякоть.

Элинор на мгновение задержала дыхание, потом чуть слышновыдохнула.

Она так и стояла, прижимая блюдо к груди, но затем, поймавголодный взгляд сестры Хопкинс и увидев ее полуоткрытый рот, торопливопротянула блюдо ей.

Сама Элинор тоже взяла сандвич и сказала, как бы оправдываясь:

– Собралась приготовить кофе, но забыла купить. Правда, еслихотите, есть пиво.

– Знала бы, принесла бы с собой чаю, – огорченно заметиласестра Хопкинс.

– В буфетной есть немного чая в банке, – рассеянноотозвалась Элинор.

Сестра Хопкинс оживилась:

– Тогда я пойду поставлю чайник. Молока, наверное, нет?

– Я немного купила, – сказала Элинор.

– Ну, значит, полный порядок, – подытожила сестра Хопкинс ипоспешно вышла.

Элинор и Мэри остались одни.

И тут же возникла странная напряженность. Проведя языком попересохшим губам, Элинор деревянным голосом спросила, чтобы как-то начатьразговор:

– Тебе… нравится тебе работа?

– Да, спасибо. Я… я очень вам благодарна…

Внезапно с губ Элинор сорвался хриплый смешок. Этот смех такне вязался с ее обликом, что Мэри уставилась на нее в изумлении.

– Тебе вовсе не стоит так пылко меня благодарить, – сказалаЭлинор.

– Я не думала… то есть… – смущенно пробормотала Мэри. Изамолчала.

Элинор смотрела на нее таким пытливым и таким страннымвзглядом, что Мэри вся съежилась.

– Что-нибудь… что-нибудь не то? – осмелилась спросить она.

Элинор быстро встала и, не глядя на девушку, спросила:

– А что может быть не то?

– Вы… так смотрели… – прошептала Мэри.

– Я? Смотрела? – усмехнулась Элинор. – Прости, пожалуйста.Такое со мной иногда случается… когда о чем-нибудь задумаюсь.

В дверь заглянула сестра Хопкинс, радостно сообщила: «Ставлючайник» – и снова исчезла. На Элинор вдруг напал приступ смеха.