— Я тоже, — наконец сказала Джессика.

— Правда? — спросила Даниэль. — Девочки, а вы не боитесь?

— Я боюсь, — ответила я и подняла на них глаза. — Давайте пойдем вместе. Пойдете со мной?

— Я пойду, — сказала Джессика, отодвигая еду в сторону.

— Думаете, родители вам разрешат? — спросила Даниэль.

Она обращалась к нам обеим, но ответила я:

— Я уже спросила маму. Она сказала, что отвезет нас.

— Я попробую, — сказала Даниэль. — Я хочу пойти.

— Мы сильнее, когда мы вместе. Помните? — спросила Джессика. — Так мистер Террапт нам говорил.

Ее голос стал тише, когда она произнесла его имя. Мы замолчали и больше не говорили о нем. Было слишком больно.

Я знала, что мама и бабушка устроят сцену, если я пойду в больницу с Анной — а особенно с ее матерью, — но сейчас меня заботило не это. Гораздо важнее было попасть к мистеру Террапту, поэтому я и решилась на разговор.

Мы сидели на кухне и готовили ужин. Я чистила картошку, а бабушка — яблоки для пирога (пироги у нее — пальчики оближешь). Мама занималась всем остальным.

— И когда снег наконец сойдет? — сказала бабушка. Фермеры обожают говорить про погоду. Вкусный горячий яблочный пирог — именно то, что нужно в такой промозглый снежный вечер. Я набрала побольше воздуха и решилась:

— Я хочу навестить нашего учителя. Мама Анны отвезет ее и Джессику. Я бы хотела поехать с ними.

— Никуда ты не пойдешь ни с этой девчонкой, ни с ее матерью. Сколько можно повторять! — рявкнула бабушка.

— Мама, — сказала мама, — позволь мы сами поговорим. Пригляди, пожалуйста, за плитой. Даниэль, пойдем.

— Ох и не нравится мне это, — проворчала бабушка. Яблочные очистки скользнули мимо общей кучи и упали прямо на пол.

Я была так благодарна маме за то, что она увела меня. Я люблю бабушку, но она сделана из железа. Несгибаема. И ее ничуть не волновало, что речь идет о больном учителе. Учитель, думала она, — это тот, кто колотит тебя линейкой по пальцам или веслом по заднице. Она совершенно не понимала, что особенного мы все нашли в мистере Террапте. Он во всем виноват, и точка.

— Сдается мне, учитель ваш сам напросился, — сказала бабушка как-то вечером, моя посуду. — Если бы он не распускал мальчишек, этого Питера например, ничего бы и не случилось.

Я замерла с тарелкой и полотенцем в руках.

— Хороший учитель ему задал бы как следует. Парень давно уже порки просит.

Тарелка грохнулась о кухонный пол. Сама собой.

А вот мама меня понимала. Я рассказывала ей о мистере Террапте много раз, и она знала, почему он особенный. Мы сели рядышком на мою кровать и стали смотреть на стену напротив. Туда я повесила портрет мистера Террапта, который сама нарисовала.

— Ты уверена, что хочешь его навестить? — спросила мама.

— Да.

— Будет нелегко. К нему подключены трубки и разные приборы. Он не сможет ни посмотреть на тебя, ни что-нибудь сказать.

— Да, знаю. Люк уже туда ходил. Говорит, было страшно.

— И мне не хочется, чтобы ты общалась с Анной или ее матерью, но все-таки, думаю, лучше пойти туда с друзьями.

— Чарли может подбросить меня, а потом забрать.

Пружины скрипнули — я повернулась к маме. Похоже, она вот-вот согласится.

— Пожалуйста!

Пришло время ехать в больницу. Джессика с матерью уже сидели у нас. Мамы пили кофе на кухне — теперь они часто это делают. А мы с Джессикой пытались читать книжки, но даже ей с трудом удавалось сосредоточиться.

— Даниэль приехала! — объявила я, завидев сворачивающий на нашу заснеженную дорожку пикап.

Мы с мамой подошли к двери встретить ее.

— Боже мой, — тихо пробормотала мама. Она и не заметила, что я гляжу прямо на нее. — Тот самый красный пикап.

Она что, его уже видела? Ничего не понимаю.

— Даниэль, привет! — сказала я, когда та поднялась по ступенькам. — Это моя мама, Терри.

— Здравствуй, Даниэль, — сказала мама. — Давай, заходи скорее в тепло.

Даниэль потопала ботинками о коврик, чтобы стряхнуть снег. Я взяла ее куртку и повесила на вешалку.

— Очень приятно наконец с тобой познакомиться, — продолжала мама. — Анна мне столько про тебя рассказывала!

Они пожали друг другу руки.

— Мне тоже очень приятно, мэм, — промычала Даниэль. — Спасибо, что берете меня с собой.

— Очень рада, что ты едешь с нами. И можешь звать меня Терри.

Я провела Даниэль в дом. Когда я обернулась, мама стояла у двери и смотрела на улицу. Через несколько долгих мгновений она перевела взгляд на меня, улыбнулась и сказала:

— У нас есть еще несколько минут. Покажи Даниэль наш дом, только быстренько, а потом поедем.

— А ты на что смотрела? — спросила я.

— Ни на что, правда.

— Там мой брат, Чарли, он меня привез, — пояснила Даниэль.

— Не знала, что у тебя есть брат, — сказала я.

— Ага, ему двадцать семь лет. Сильно старше меня. Он работает на ферме с папой и дедушкой.

Я посмотрела на маму. Ей тоже двадцать семь.

— Он всюду ездит на этом красном форде, — добавила Даниэль.

— И всегда ездил, — отозвалась мама. — У него по-прежнему вмятина на водительской двери?

— Да, мэм, — ответила Даниэль.

Я раскрыла рот. Что происходит? Откуда мама это знает? И почему Даниэль не потрясена так же, как я? Я посмотрела на маму, но ничего не успела сказать (да я и не знала что).

Мама повторила:

— Анна, поторопись, а то не успеешь дом по казать.

Вы такая молодая — прямо как мой брат, хотела я сказать маме Анны, но не решилась: не хотела выглядеть невежливой. Поэтому я промолчала, когда она стояла у двери и смотрела на Чарли. Анна, похоже, опять взялась за свое сватовство, но я промолчала и тут. Моя семья никогда не согласится на то, чтобы Чарли и Терри были вместе. Никогда.