– Заткнись ты, армяне услышат! – с тревогой рявкнул на него всегда трезвый Мулла Садык. – Ему ничем не помочь, душа уже обитает в раю. Наверно… А ты со своими бабскими воплями и наши души туда отправишь.

– Вай, чтоб я ослеп!.. – продолжал убиваться и почему-то обнимать вонючие ноги Джабраила Гюлахмед. – Такой джигит умер от какого-то зуба! Почему ты не сдох от пули?

– А это мысль… – вдруг тихо проговорил Балабеков, дрожащими пальцами зажигая сигарету.

Садык с Магомедом пытались оттащить крикуна от тела и закрыть ему рот. Но безуспешно. Гюлахмед вдохнул грудью воздух и с новой силой вновь заорал, как нарочно, в сторону армян.

– Что я скажу твоей жене и детям! Как посмотрю им в глаза?

– А никак, – пыхтя, ответил Садык, – очки наденешь…

– А очки зачем? – озадаченно спросил я у него.

– А чтоб скрыть бесстыжие глаза. Убил родного друга, а теперь нагло ревет, – кивнул он на лезгина.

– Я убил?! – у Гюлахмеда глаза моментально высохли, а рот захлопнулся. Кажется, он вообще дар речи потерял.

– Не я же! – невозмутимо ответил Садык. – Кто зуб вырвал?

Гюлахмед, как ошпаренный, отпрыгнул в сторону.

– Ведь вы же сами… сами… – округлившимися от ужаса глазами он уставился на Балабекова и прозаикался:

– Б-б-братцы!.. К-командир!..

– А что командир? – безжалостно продолжал добивать его Мулла Садык, прикрывая грязным платком лицо покойного. – Он тебя вежливо попросил удалить этот проклятый зуб у страдающего раба Аллаха. А ты? Изверг! Ринулся на него, как на армянина…

– Я убью себя! – вдруг завопил Гюлахмед, дико тараща глаза. – Перережу кинжалом горло! И вас убью!..

Мы еле успели отнять у него штык-нож. Он дико отбивался и в потасовке успел въехать в глаз Магомеду. Наконец его тоже повязали, прислонили к трупу и засунули в пасть кляп. Глаза его продолжали безумно гореть и блуждать.

Мы, еле отдышавшись, сели неподалеку – кто куда и начали совещаться.

– Вот гад! Силен… – проворчал Магомед, трогая синяк под глазом. После помахал кулаком в сторону обидчика. – Чуть в говно не влипли!

– А мы и так влипли, – спокойно изрек Мулла Садык.

– Ты тоже хорош, – наехал я на него, – убил, убил… А он поверил.

– Так, правда, убил, – ответил Магомед. – Он же мертвый! Кто ж его тогда убил? Сам что ли сдох? Если не он, то кто?

Все замолчали и дружно посмотрели на Балабекова. Чувствовалось, что мозг того усиленно работает. Ясно, ответственность лежала на нем. И приказ он отдал. Но мы деликатно молчали и ждали решения командира.

– Откройте рот этому… – наконец, указал он на Гюлахмеда. Нелицеприятную концовку фразы Балабеков озвучил беззвучно, но мы прочли по шевелению его губ. – И объясните, что вы шутили. Пусть заткнется и не мешает думать…

Пока Мулла, с присущим ему терпением толковал Гюлахмеду, что молчание все-таки золото, Балабеков подошел и еще раз внимательно осмотрел труп. После сел рядом на какой-то пень и неторопливо произнес:

– Я, как командир группы, внимательно осмотрел труп нашего храброго товарища и пришел к выводу, что его убили армяне…

Наступившую тишину нарушали лишь лесные звуки. Где-то жаба квакала, где-то сова крикнула. После воя какого-то горластого шакала Магомед озадачено спросил:

– Я что-то не допетрил, командир. Мы что, в штабе скажем, что пригласили армянского дантиста в лес, и он во время операции по удалению зуба нечаянно убил нашего товарища?

Мы с Садыком тоже переглянулись. Сказанное как-то не укладывалось в наших котелках. Неужели командир рехнулся от страха?

– Нет, конечно… – словно отвечая нашим мыслям, нахмурился Балабеков. – Он погиб во время боя с превосходящими силами противника.

Я, будучи хорошо знаком с изворотливым умом нашего командира, решил промолчать и ждать, чего он еще скажет. Садык также перестал напрягать мозги и ждал развязки. Но Магомед опять не стерпел и взорвался:

– И в этом бою в рукопашной схватке какой-то армянский изверг схватил кусачки и начал вырывать зуб нашего Джабраила, который скончался от болевого шока… Я правильно понял, командир?

Я слегка пнул его ногой. Балабеков же сладко потянулся, по-видимому, он уже оправился от шока и терпеливо, как первокласснику, начал объяснять Черному:

– Нет, дорогой. Во время разведывательных действий в тылу противника, мы наткнулись на дозор армян. Завязалась ожесточенная перестрелка, в которой был нанесен агрессору ощутимый урон в живой силе, исчисляемой… кажется, тремя убитымии, допустим… четырьмя ранеными. Мы же, ловко уйдя от преследования, вынесли с собой убитого в этом бою товарища. Пусть земля ему будет пухом!

– Да, мертвого тащить обратно не так стыдно будет, – вернулся я к своей теме, уже поняв ход мыслей Балабекова, хотя путался в деталях. – Верно, все мы видели, как Джабраил храбро заслонил тебя от вражеской пули, отдал жизнь за любимого командира.

– Да, я это буду помнить до гроба, – пробубнил, как мне показалось, смутившись Балабеков. – Спи спокойно, брат. Мы отомстим за тебя и, в конце концов, освободим отцовские земли от подлого врага!

После, немного подумав, добавил:

– Я думаю, наш святой долг добиться для семьи погибшего товарища приличную пенсию, квартиру и прочие льготы, попытаться хоть как-то компенсировать для родных эту горестную утрату.

– Да-а, при смерти от вырванного зуба, покойному хрен что дали бы, – констатировал задумчиво Садык.

– Невосполнимая потеря для азербайджанской армии… – это я сказал уныло.

– Потеря для всех мусульман планеты, – наконец, поддержал нас и Садык, смиренно подняв руки, как при молитве.

До этого навостривший свои волосатые уши и внимательно слушающий нас Гюлахмед, не выдержав, опять разрыдался. Все-таки любил он своего закадычного друга.

Магомед напоминал раздувшийся шарик и в конце опять взорвался благим матом, плюнув на субординацию и прочие условности:

– Тьфу!.. Вы что, идиоты, или меня таковым считаете? Где пулевые ранения, можете показать? Я понимаю, что вы хотите спасти свои трусливые задницы и списать Джабраила армянам, но не думаете, что у нас в штабе одни дауны сидят!

Наступившая пауза на этот раз былаеще продолжительнее и тяжелее. Наконец Балабеков встал и медленно подошел к вконец озверевшему Магомеду, который вдруг схватился за автомат, но не успел поднять его, уловив у себя на лбу два прицела – моего и Садыка оружия.

– Вы что, ребята! Я… – он с ужасом в глазах, уставился на Балабекова, который медленно снял автомат с его плеча и передал мне.

–Наши задницы, Черный, наши задницы… Я приказал, лезгин нечаянно убил, – показал он на в ступоре глядевшего на нас Гюлахмеда, – а ты держал за руки и ноги. То есть являешься соучастником непредумышленного убийства, козел. Теперь тебе ясно?

Пот градом