– Не знаю, правильно ли я сделала, поселившись в этом квартале, – продолжала Нур. – Я этого хотела для Хана, чтобы отдать его в хорошую школу. Но всё здесь так дорого. Я, наверно, как все матери, хочу для него самого лучшего…

– У вас нет родных?

– Есть, конечно. Кузены.

– Я, может быть, вмешиваюсь в то, что меня не касается, но они не могли бы приютить вас сегодня вечером?

– Нет. Они живут далеко, в кварталах многоэтажных домов, это… Я не хотела растить Хана там. Они приехали раньше меня, лет за десять. Мы изгнанники, все бежали от войны и выкручиваемся как можем. Но вообще-то, знаете, всё это сложно, изгнание…

Сэм ждала продолжения, а Нур смотрела на нее огромными глазами, прекрасными и таинственными, как у животных, когда посчастливится внезапно попасть в их сияние и голова идет кругом при мысли о расстоянии, разделяющем нас. Девушка чувствовала, что ее призывают издалека, почти зовут на помощь. Молодой маме редко представлялся случай поговорить о себе и своей жизни. Анонимность этой встречи и перспектива расставания сразу после ужина позволили ей это внезапное излияние. Она перешагнула паузу, доверительно понизив голос:

– Да, всё так, мы бежим от войны, месяцы, годы, только об этом и думаем, говорим себе, что всё изменится, будет легче, но всё равно несем с собой часть проблем. Мне пришлось со многими порвать. Мой муж индус, я мусульманка, из-за наших семей мы пережили ад. На пакистанской стороне его бы попросту убили. Там, где мы жили, жизнью рисковала я, каждый день садясь на автобус, – я ездила учиться на учительницу. Наша страна – самая прекрасная на свете. Сияющие вершины над головой, великолепные леса, плавучие сады и города, пересеченные каналами. Всё это тонет в крови. Ничего не поделаешь. Мы решили уехать. Я уехала первой, он остался, он сделал всё, чтобы я смогла вырваться, – я тогда носила нашего ребенка, нашего маленького Яхонта, которого он так и не видел. Он должен был приехать следом. Это большие деньги, понимаете, большие деньги и большие испытания. Я всё-таки уехала…

Она махнула рукой и коротко вздохнула.

– Потом… Низость и жестокость людей… – продолжала она совсем тихо, брезгливо морщась. – Его схватили военные, облыжно обвинили в измене, я не знаю, что с ним сталось. Тамошние тюрьмы… Для родни моего мужа, я хочу сказать, той, что устроилась и живет здесь, я больше не существую. Они могли бы нам помочь, у них есть возможности. Но они целиком возложили на меня ответственность за случившееся. Говорят, что Аниш всем пожертвовал для меня.

– Это несправедливо!

– Несправедливо и неправда. Мы с Анишем – я вам не сказала, его зовут Аниш, Аниш Фезаль, – отодвинули наши жизни на второй план, чтобы спасти будущее нашего сына. Я работаю день-деньской, выживаю. Его дядя и тетя этого не понимают. Я могла бы умереть с моим маленьким Ханом под их дверью – эти люди и пальцем не шевельнут. Мы для них парии. Но это еще куда ни шло, с моими кузенами еще хуже. Они хотят снова выдать меня замуж!

– Это же полное безумие! – вырвалось у Сэм.

– Будьте спокойны, я никогда не уступлю. Никогда.

– Мерзавцы!

– Скандалы и властные замашки миссис Биглет рядом с этим просто шутки, только не для Хана, конечно. Вы читали Шекспира?

Сэм кивнула.

– «Ромео и Джульетта» – такое бывает и сейчас, знаете ли… Это не просто костюмная драма, красивая романтическая история для сцены, чтобы вышибить слезу у дамочек. Вообще-то…

Нур помолчала, собираясь с мыслями.

– Все эти любовные истории так сложны, вы не находите? – спросила она уже не таким серьезным голосом.

Сэм призналась, что у нее мало опыта в этой области.

– Неужели, – отозвалась Нур, вновь просияв широкой и лукавой улыбкой, – нет возлюбленного? У такой красивой девушки, как вы?

Сэм так удивила эта резкая перемена тона, что она даже отпрянула. Что-то в поведении молодой матери говорило о том, что она нуждается в легкости, в беспечности девичьей болтовни, но вопрос застиг ее совершенно врасплох. Она отпила большой глоток кока-колы, но не смогла скрыть вспыхнувший на щеках румянец и, поперхнувшись пузырьками, едва выдавила из себя фразу, ей самой показавшуюся невольно высокопарной:

– Я не знаю… Слишком рано об этом говорить и одновременно, увы, слишком поздно…

– Простите меня, это был нескромный вопрос.

Нур уставилась в окно, сама смутившись оттого, что смутила Сэм. «Она выглядит такой юной, – подумалось ей, – я, наверное, ее шокировала». Она нагнулась, чтобы дать Хану банкноту, и велела ему сходить за десертом.

– Я встречалась с одним мальчиком год назад, – вдруг выпалила Сэм. – Я думала, что люблю его, но это кончилось очень плохо.

Она показала на черную обезьянку, висевшую на рюкзаке.

– Всё, что у меня осталось от той поры, можно сказать…

Горькая складочка залегла у ее губ.

Нур встревожилась: зря она заставила девочку показать свою ранимость. В то же время ее удивило, что Сэм носит с собой памятку о том, о чём не хочет больше слышать. Плюшевая игрушка, надо же…

– Всё равно, теперь он не имеет никакого значения, – добавила Сэм, чтобы пресечь излияния. – Жалкий тип.

– Если он обидел вас, забудьте его, он того не стоит.

– Я не о нем думала, когда сказала вам, что уже поздно…

– Я тебя дождусь, – сказал Хан, вернувшийся с мороженым, увенчанным шапкой взбитых сливок. – И мы никогда не расстанемся!

Сэм наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Я слишком большая для тебя, Яхонт.

– Вы будете десерт? – спросила Нур.

– Хм, не думаю…

– Я схожу за кофе, пойдемте вместе? Хан, ты постережешь столик? Мы на пару секунд. Только до кофемашины.

Хан серьезно кивнул.

Сэм встала.

– Почему вы говорите, что уже поздно? – шепнула Нур, взяв Сэм под руку и стараясь идти как можно медленнее. – Вы молоды, красивы, у вас нет детей. – Она вдруг остановилась. – Вы не… Вы не любите мальчиков?

Сэм прыснула. Нур запротестовала:

– Я не так привержена традициям, не думайте. Любовь слишком прекрасна, чтобы укладываться в рамки.

– Лесбиянка? Нет, хотя я любила одну девочку. Я о мальчике, которого встретила сегодня. Хороший, это сразу видно. Я могу представить его как вашего Хана, в том же возрасте. У него тоже длинные ресницы и невероятно добрый взгляд. Он мне понравился, и я знаю, что понравилась ему. И… я сама всё испортила.

– Как его зовут?

– Элиот. Он почти спас мне жизнь.

Нур восхищенно присвистнула.

– Нет, я преувеличиваю, – продолжала Сэм, – у меня украли телефон на улице. Он и его друг вмешались. Им даже не пришлось драться, всё сразу кончилось. Мне просто нравится мысль о верном рыцаре. Я не знаю, как далеко бы он зашел, чтобы защитить меня, он был такой… Он не особенно красивый, но трогательный, понимаете? Стоит мне подумать о нем, как сердце выпрыгивает из груди.