Этот феномен повторялся во всем Соединенном Королевстве. В пабах маленьких деревушек и в сердце бедных кварталов, где ютились сообщества иммигрантов, – везде было одно и то же единение в горе. Без королевы останется ли что-нибудь от Англии? Множились спонтанные проявления скорби. Свечи, цветы, фотографии в рамках, письма и детские рисунки – горы всего этого росли у памятников и церквей, приглашая прохожих помянуть усопшую.

Добавим к этому кипение в редакциях. Был созван по тревоге весь цвет журналистики, папарацци прибывали с файлами и фотоматериалами, непрерывно вибрировали и звонили телефоны. Разумеется, не могло не произойти нечто в кильватере подобного события. Кто первым выдаст сенсацию? Старые вояки сохраняли хладнокровие, но поглядывали на молодых волков, готовых занять их место.

Желторотые новички паниковали. С чего начать, что сказать, что сделать и, главное, как не попасть пальцем в небо?

В интернете уже ходили самые безумные слухи, но и новости центральных газет, подтвержденные достоверными источниками, сами по себе были полны сюрпризов и странностей.

Уже говорили о нехватке бумаги для газет: главные издания выкупили все запасы для завтрашних специальных выпусков.

В Гайд-парке гигантская цветочная змея появилась за неполных два часа между Мраморной аркой и Гайд-парк-корнер: цветы возлагала толпа, утопающая в горе и сострадании. Картина трогательная и эфемерная, как природная инсталляция Энди Голдсуорти.

Упоминалась тигрица, убежавшая из зоопарка, но репортаж, который в нормальное время занял бы целый новостной канал на весь день, не продержался и десяти секунд и был тотчас сметен непрерывным потоком кадров, посвященных королеве.

В индийском квартале, в Саутхолле, некий йог в дань памяти ее величества перекрыл уличное движение, устроив медитацию на коврике с гвоздями посреди Бродвей-авеню.

Над всей страной летали лебеди. Их белые стаи заполонили пруды и Темзу. Один историк напомнил, что, согласно традиции, восходящей к средневековому эдикту, все дикие лебеди принадлежат Короне.

Репортажи шли чередой. Выступали специальные корреспонденты из Букингемского и Виндзорского дворцов, другие с микрофонами на улицах собирали впечатления от сюжетов о ее величестве. Иногда камера ловила интересный кадр. Так, в торговом квартале Камдена показали, как мальчик с сияющими глазами вел по улицам девушку и нес перед собой пластмассовую фигурку королевы, перед которой склонялись прохожие.

Фергюс толкнул локтем Элиота, рассеянно следившего за новостями, явно где-то витая. У Элиота были свои причины хандрить, но, коль скоро к нему присоединилась вся страна, на здоровье! Не ему мешать своим соотечественникам топить тоску в пиве или виски. Лично у него тоже хватает горя и обид.

– Элиот, ты что, не видишь?

– Чего?

– Это она, это Сэм.

– Кончай пороть чушь, не смешно.

– Да посмотри, говорю тебе!

Элиот выпрямился и едва успел увидеть девушку, идущую по центральной улице Камдена рядом с маленьким мальчиком, индийцем или пакистанцем. Толпа расступалась перед ними, некоторые любопытные даже шли следом, но вскоре вновь возвращались к своему горю.

– Это не она, – мрачно сказал Элиот.

В эту минуту лицо Сэм появилось на экране крупным планом и внизу поплыл титр: «Принцесса и ее маленький паж». Журналист комментировал аттракцион: фигурка королевы, машущей рукой, была хорошо известна, но экстатический вид ребенка, который ее нес (комментатор не побоялся даже сравнения с ангелом), вызвал шквал эмоций в толпе туристов и зевак. Репортаж прервался, Камден сменился телестудией, где политические комментаторы сосредоточились на вопросе, заданном ведущим: «А теперь, Дэвид, вы, как свой человек во дворце, скажите нам, что будет дальше?»

– Я ее видел! – воскликнул Элиот как одержимый.

– Ясен пень, я же тебе ее показал!

– Да нет, я ее видел, я!

– Окей, Элиот, ты мне дорог, но можешь малость прийти в себя? Или ты из-за нее совсем мозгами поехал? Я же тебе говорю, я показал тебе ее сейчас, по телевизору, вот только что, двух секунд не прошло. Ты как будто в другом измерении. Говоришь, когда уже всё сказал!

– Нет, я видел ее там, в Камдене, она пила кофе, но я ее не узнал, она… она была одета не как утром.

– А, да, ты прав, я и не заметил. Но ты же знаешь, что шмотки можно купить? И что девчонки любят переодеваться?

– Но… – протянул Элиот, обведя взглядом зал, как будто ждал ответа, – но что делал с ней этот мальчишка?

Фергюс сочувственно положил руку на плечо своему другу и заговорил тоном мужественным и сострадательным, каким обращаются к герою, который теряет кровь на поле брани, скошенный очередью в спину, выпущенной коварным врагом:

– Забудь ее, Элиот. Она с приветом, эта девчонка.

Нур получила разрешение уйти с работы пораньше. Рано утром она убиралась в офисах, в остальное время – в частных квартирах в квартале Примроуз-Хилл. Ей подарили эти полчаса как украденные из жесткого графика, зная, что она наверстает их позже. Впрочем, в этот исключительный день большинство людей, услышав новость о смерти королевы, прекратили работу, не дожидаясь официального объявления национального траура.

Она беспокоилась за Хана. Ситуация для них обоих становилась нестерпимой. Нур выходила из положения в будни, когда соседка с детьми присматривала за Ханом, но семья уехала в отпуск, и никого другого она найти не успела.

В довершение всех бед, накануне она поссорилась с миссис Биглет. Вспышки гнева квартирной хозяйки принимали тревожащий оборот. Так было не всегда: характер у миссис Биглет не сахар, но они вместе пили чай. Нур как могла старалась ей услужить. Ей и теперь не удавалось по-настоящему возненавидеть старушку.

Как ни крути, выбора у нее не было. Хотя квартирка-студия, которую она занимала с сыном, была крошечная, а цена непомерная, расположение ее очень устраивало, и ближайшая школа тоже. У Нур не было средств снять настоящую квартиру, или пришлось бы переезжать в дальний пригород, долго добираться на работу, больше уставать и видеть своего ребенка только по воскресеньям. Иногда она пугалась до дрожи, представляя, как старуха входит в их комнату с налитыми кровью глазами, с ножом или молотком в руке. Но Нур относила это на счет разыгравшегося воображения. На детей не нападают, даже буйным психам это известно, ведь правда? Ребенок – это святое.

Впрочем, миссис Биглет была как все: много крика и шума, но и только, такие никогда не действуют.

Нур убрала швабры и моющие средства в стенной шкаф, быстро переоделась и ушла. На улице она достала телефон и набрала номер мобильного, который был у Хана на крайний случай. Десять гудков – и никакого ответа. Она оставила сообщение, позвонила еще раз. Это было не похоже на Хана – заставлять ее так тревожиться.

Автобус еле полз, и она вышла до своей остановки. На улице было много людей в форме, и Нур натянула на голову покрывало – полицейских она всегда боялась, давно и не без причины, пусть даже это была другая служба и другая форма. Взмахом руки ее остановили. Дальше нельзя.