«Жениться это не заслуга! – выговаривал он Чеснокову. – А вот воспитать дочь, вырастить ее красавицей и умницей и отдать хорошему человеку – это, скажу тебе, труд немаленький. Получается, я столько лет старался, и все зря! Первая свадьба в жизни человека – это праздник главным образом для его родителей!»

– Я боюсь, Максимов найдет способ зарубить Стасу диссертацию. Тем более научный руководитель не он, а Криворучко, старый профессор. Мало того что Стаса накажет, так еще заявит, что Криворучко не может даже аспиранта к защите подготовить, значит, он давно в маразме и пора на пенсию.

– Не бойся, дочь моя. Я возьму ситуацию под контроль.

– Уж не знаю, что ты сможешь сделать… Так где же мой свитер? – Мила посмотрела на свитер так, словно видела его впервые и не понимала, как же он оказался на кресле: – А, вот он где! Яша, так как же ты будешь жить?

Она неаккуратно запихнула свитер в распахнутый чемодан, сверху бросила джинсы и стеганые брюки, а потом, прижимая крышку коленом и сопя, пыталась застегнуть молнию.

– Как ты будешь один жить? – пыхтела она.

Розенберг молча отстранил ее, вывалил вещи на кровать и принялся аккуратно складывать заново.

– Яша, я так не могу! Ты же один чокнешься и, конечно, не станешь варить себе суп!

– Если чокнусь, то, конечно, не стану, – согласился Розенберг.

– Ты будешь есть одну пиццу!

– Почему одну? Много пицц! Одной мне не хватит продержаться до твоего возвращения.

Вещи прекрасно поместились, и молния закрылась без всяких усилий.

Мила удивленно посмотрела на чемодан.

– Яша, прошу тебя, женись! Человек не должен быть один. А главное, кто будет вести дом, когда я уеду?

Ухмыляясь, Розенберг обвел взглядом царящий вокруг кавардак. Похоже было, что в одежный шкаф попала бомба и вещи от взрывной волны разлетелись по всему дому.

– А как же Омар Хайам? Уж лучше голодать, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало.

– Я за всяких Омаров не отвечаю! И я же не говорю тебе жениться на ком попало! Найди хорошую девушку, да за тебя любая пойдет! Ты нестарый, симпатичный и богатый, что еще надо для счастья? И ты такой добрый, Яш! Господи, даже если ты выберешь себе в жены Мэрилин Монро с характером матери Терезы, ей все равно повезет больше, чем тебе!

– Так ты в итоге о ком заботишься? Обо мне или об этом гибриде? Хотя… – Розенберг вдруг задумался и, пользуясь нервной атмосферой сборов, сел на диван и закурил прямо в комнате. – Слушай, ты серьезно хочешь, чтоб я женился?

– Христом Богом клянусь! – Милка энергично перекрестилась.

– Не клянись… Но как же девочки? Вдруг они подумают, что я специально услал их в Англию, чтобы тусоваться тут с молодой женой? Скажут еще, что я променял их на постороннюю бабу.

– Тебя только это тревожит? Я могу слетать к ним и поговорить, хочешь? У нас еще неделя до отъезда, я вполне успею обернуться.

Розенберг попытался выпустить дым кольцом, но у него не получилось.

– Слетай, – вдруг решительно сказал он и встал с дивана. – Я поеду делать предложение, а ты пока закажи себе билет.

Диана ожидала от Розенберга всего, чего угодно, только не того, что он так скоро сделает предложение. Она знала, что обычно мужчины средних лет тянут до последнего, прикидывая так и эдак, держа в уме, а не найдут ли они себе чего-нибудь получше. Она настраивалась на долгий, вялый роман, на предложения сначала «встречаться», потом «просто пожить вместе, проверить, подходят ли они друг другу», и напряженно размышляла, как бы отклонить эти поползновения, не отпугнув при этом кавалера насовсем.

А тут вдруг – бац! От скорости, с которой претворялись в жизнь ее планы, Диана растерялась.

Розенберг приехал без предупреждения и с серьезным лицом пригласил ее в ресторан. Диана по привычке стала отнекиваться, но он был необычно настойчив. Он пил кофе, сидя на диване, а Диана с мамой собирались за шкафом: мама отпарила юбку, сделала Диане высокую сложную прическу и заняла у соседки нераспечатанные колготки. Диане сначала не понравилось, что мама так суетится в присутствии Якова Михайловича, а потом она решила, что это даже хорошо. Он убедится, что поход в ресторан для Дианы значимое, редкое событие, а не работа под названием «подцепить мужика».

В машине Розенберг вручил ей большой букет белых роз, упругих и мясистых, так что Диана догадалась, что сегодня ее ждут сюрпризы. «Потащит в постель», – угрюмо решила она, скрывая мрачное лицо за цветами.

Но повернулось иначе.

Ресторан будто был создан по образцу аналогичного учреждения из старых советских фильмов про красивую жизнь: тяжелые шелковые занавески, приборы с треугольными парусами льняных салфеток, официанты в черных брюках, белых рубашках, с галстуками-бабочками. Диане здесь не нравилось, да и еда оказалась не слишком вкусной; впрочем, она сделала очень скромный заказ, желая продемонстрировать Розенбергу, что на его деньги не претендует. А он даже не заглянул в меню, попросил принести и ему то же самое.

Поэтому они довольно быстро закончили с обедом и теперь пили кофе в уютной нише пустого ресторанного зала. Она потянулась к своей чашке, но Розенберг мягко остановил ее руку.

– Послушайте, Диана, – серьезно сказал он, – выходите за меня замуж.

Диана планировала разыграть изумление, услышав от Розенберга эти вожделенные слова, но сейчас она была изумлена на самом деле. Играть не пришлось.

Она подумала: да может, ей просто послышалось? Или она неправильно поняла Розенберга? Ведь это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

– Итак, я хочу, чтобы вы стали моей женой, – повторил он.

Сомнения исчезли.

– Но это так неожиданно… – совершенно искренне пробормотала она.

– Знаете, я и сам не был уверен, что решусь, – улыбнулся Розенберг. – Не буду обманывать, я не влюблен в вас до безумия, но в моем возрасте такое уже вряд ли возможно. Моя жена умерла, а я очень любил ее, и мне уже никогда не полюбить снова так сильно…

Диана смотрела на него очень внимательно.

– А вы мне нравитесь, – он осторожно накрыл ее руку своей, – я уважаю вас и полагаю, что на многие жизненно важные вещи мы смотрим одинаково. Разве этого не достаточно?

– Для крепкого брака то, что вы назвали, гораздо важнее любви, – буркнула Диана.

Несмотря на то что ее мечта начинала сбываться, она испытывала ужасное разочарование. Как обидно было выслушать такое скучное, совсем не романтическое предложение! Но разве сама она думала о романтике, изобретая способы, как окрутить Розенберга? К тому же любовь проходит, как ее ни храни… Пусть бы он был влюблен в нее сейчас, все равно разлюбил бы рано или поздно да еще и злился бы на нее же за то, что она не вызывает в нем прежних эмоций… Нет, определенно так гораздо, гораздо лучше!..