«Надо увезти отсюда пленников, – подумал Котов. – Допрашивать их лучше не здесь, не в Суруме, чтобы у них не возникало никаких иллюзий насчет возможного освобождения своими товарищами. Они должны попасть в иную обстановку, почувствовать безысходность своего положения».

В правительственном батальоне было много молодых солдат. Все они с большим любопытством рассматривали русских. При каждом удобном случае старались подойти ближе, заговорить, слушали непонятную речь.

Один из таких вот солдат как раз охранял пленника. Он увидел русского командира, подходившего к нему вместе с двумя другими офицерами, с готовностью полез в карман и достал ключ от наручников. Котов не успел и глазом моргнуть, как солдат с услужливой готовностью уже отстегнул пленника от машины. Дальше все произошло очень быстро.

Как только правая рука боевика стала свободной, он мгновенно ударил своего конвоира ногой в коленную чашечку, потом обхватил сгибом локтя за горло. Солдат начал дергаться, пытаясь освободиться, но было уже поздно. Пленник ловко выхватил из кармана солдата ручную гранату, зацепил пальцем кольцо предохранительной чеки.

Рефлексы Котова позволили бы ему обезвредить этого типа, но капитану помешал раид Сани. Он встал на пути русского офицера и попытался оттолкнуть его назад. Бесценные доли секунды были упущены.

Тут в воздухе метнулось гибкое тренированное тело. Котов отчетливо видел, как палец боевика выдергивал кольцо из гранаты, его перекошенный рот выкрикивал какие-то угрозы или проклятия. Молодой солдат, потирая шею, отбежал в сторону от того человека, которого должен был охранять.

Возле пленника оказался лейтенант Брянцев. Всё решали секунды. Сейчас граната взорвется прямо в руках сирийца. Ее осколки посекут многих людей, находящихся в трех десятках метров отсюда. Либо этот бандит бросит ее вообще в самую гущу сирийских или российских солдат. Вокруг было довольно людно.

Андрей Брянцев сделал единственное, что можно было предпринять в данной ситуации. Он ударил пленника ногой под колено, толкнул в грудь, опрокинул на землю и успел поймать его руку с гранатой, не дал бросить ее или просто выронить. Брянцев развернул сирийца к себе спиной, навалился на него, прижал гранату к животу пленника. Тут-то и ударил взрыв.

Сизый дым рассеялся быстро. Тело боевика, подброшенное взрывом, так и осталось лежать лицом вниз, окровавленное и обожженное. Стонал какой-то солдатик, хватаясь за ногу, раненную осколком гранаты. К месту трагедии со всех сторон сбегались люди. Брянцев прижал к животу окровавленную руку, стонал и корчился на земле.

– Андрей! – Котов бросился к нему. – Как же ты?.. Черт! Скорее врача сюда!

Подбежал сирийский военврач с большими седыми усами и принялся за работу. Он делал все быстро и сосредоточенно.

Хмурые спецназовцы мгновенно очистили площадку вокруг места трагедии. Они без всяких церемоний оттеснили в стороны даже сирийских офицеров.

Котов морщился и смотрел на белого как полотно лейтенанта. Пленнику гранатой оторвало руку по локоть. Брянцев потерял три пальца, едва ли не половину кисти правой руки.

Врач сделал несколько уколов, наложил жгут выше локтя. Потом в дело пошло огромное количество бинтов. От противошоковых препаратов щеки Брянцева начали розоветь, но этот тон был явно каким-то нездоровым.

– Держись, Андрюха! – горячо прошептал Котов, держа лейтенанта за здоровую другую руку и сжимая его пальцы. – Все будет хорошо! Сейчас мы вертушку с базы вызовем и в город тебя отправим. Через час доктора все заштопают. Двадцать первый век на дворе. Теперь от таких пустяков люди не умирают.

– Все, командир, – страдальчески глядя на Котова, хрипло проговорил Брянцев. – Отвоевался я.

Котов понял, что лейтенант испытывает сейчас не только физическую боль. Он снова вспомнил его историю, те обстоятельства, когда с Брянцева сняли одну звездочку. Фактически незаслуженно. После этой командировки Котов намеревался написать рапорт о новых боевых заслугах своего подчиненного. Полковник Сидорин помог бы ему добиться пересмотра дела Брянцева и возвращения ему прежнего воинского звания. А теперь…

– Куда мне с такой рукой? – хрипло говорил Брянцев, уже теряя сознание. – Коров пасти и то не возьмут… кнут не удержу.

– Не давайте ему терять сознание! – заорал Котов на сирийского врача, принялся хлестать раненого товарища по щекам и трясти его. – Андрюха, держись! Не теряй сознания!

Вскоре Брянцева увезли на бронетранспортере. Врач установил в десантном отсеке капельницу и сопровождал пациента. Капитан отправил с ними четырех своих бойцов для охраны.

Потом к Котову подошел Зимин.

– Посмотрите, Борис Андреевич! – Переводчик кивнул в сторону девушек-снайперов, сбившихся в плотную стайку. – Вы обратите внимание, как они глядят на наших ребят. А как на Андрея смотрели, когда эта беда случилась!

Котов повернул голову. В глазах девушек-добровольцев было не просто восхищение. Капитану показалось, что они смотрели на российских спецназовцев как на некий символ. Такие взгляды солдаты бросают на свое знамя, под которым они победили. Так они смотрят на своего талантливого полководца, только что выигравшего генеральное сражение.

– Что они говорят? – спросил он Зимина, кивнув на девушек, которые о чем-то оживленно переговаривались и согласно кивали с восторгом в глазах.

Зимин прислушался, потом улыбнулся, смущенно опустил голову и ответил:

– Вы не поверите, Борис Андреевич. Они сравнивают наших ребят с легендарными героями своих древних эпосов.

– Сказочки? – Командир невесело усмехнулся.

– Да как вам сказать. Знаете, все эти легенды, они ведь не на пустом месте возникали. У всякого народного эпоса, как правило, есть реальная основа. Пусть украшенная, приглаженная, но имеется…

– Ладно, верю, – перебил переводчика Котов. – Они сравнивают нас со своими предками. Что ж, будем достойны их героев. Иди, скажи Белову, что мы уезжаем. Пусть он прихватит этих двоих везунчиков, которые остались в живых. Будем потрошить их.

В расположении сирийского правительственного батальона российским спецназовцам были выделены целых три комнаты. В одной Котов расположил своих бойцов, в другой, имевшей на окне массивную стальную решетку, распорядился оставить молодого пленника. В третьей, самой маленькой, он устроил себе что-то вроде канцелярии, где сейчас и намеревался проводить допросы.

Бойцы привели старика и усадили на табурет посреди комнаты. Сириец смотрел себе под ноги и все время жевал губами. То ли молился, то ли это был нервный тик.

Зимин с готовностью встал рядом с пленником и приготовился переводить.

– Как тебя зовут? – глянув на лейтенанта, спросил Котов.

Зимин перевел вопрос и тряхнул старика за плечо.

– Хафез, – отрешенно ответил пленник.

– Спроси его, кем был тот человек, который взорвал себя гранатой, – велел Котов.