— А в случае поражения я должен посылать все мои будущие книги с дарственной надписью — будущий писатель. — Что за бред? А вдруг я ничего писать и не буду? Да я и не собирался.

— Ну не будете, так не будете — машу рукой. — А вообще-то постарайтесь. Смотришь, что и путьнего у вас получиться. Переодевайтесь и выбирайте, что вам больше нравится. Напоминаю особых правил нет. Леонид помоги.

— А это-то зачем? — никак не может определиться с действиями и ответами Толстой. Слишком ситуация для него необычная.

— А вот я хочу посмотреть, насколько вы хорошо владеете саблей и кинжалом? — пожимаю плечами.

— Зачем? Что? — удивился и опешил Толстой одновременно. — Да как вы смеете?

— А если завтра война? Если завтра поход? К нам вдруг другой Наполеон придёт — развлекаюсь я.

— Какая война? — совсем уже сбитый с толку Толстой. И не он кстати один из присутствующих.

— Да любая. Империя постоянно воюет. Так что хорошо уметь владеть саблей и пистолетом, не последнее дело. А у нас в отечестве с этим как-то плохо — добавляю и развожу руки.

— Пистолетами и ружьями мы владеть умеем… в отличие от вас — зачем-то влез Иславин.

— М-да. Не уверен. Гриша принеси мои пистолеты и штуцер с патронташем — даю команду младшему Ремезову.

Толстой с Иславиным с удивлением наблюдают, как я надел и подтянул на поясе ремни учебного дегеля. Затем Воробьёв помогает мне надеть наручи.

— Ну-ус, и кто из вас знаком с таким? — передаю Толстому шестизарядный револьвер Кольта, как только Гриша принёс оружие. — Бог создал оружие, а Сэмюэл Кольт уровнял их в правах — выскочила у меня знаменитая фраза не к месту. Я в это же время одной рукой держу другой пистолет, а второй вращаю барабан.

— Это что? И что вы сейчас сказали? — совсем сбитый с толку и растерянный Толстой.

— Эту фразу произнёс кто-то из американских президентов — а чёрт его знает, кто это сказал. Не помню, да и не важно. — И раз этого джина выпустили из бутылки, то можете себе представить, какая будет следующая война. А мы как всегда ничего не знаем и ничего не делаем. И если вы не собираетесь отсиживаться в тылу, советую обзавестись, пока не поздно — добавил с ехидством.

Шварц с племянником, тоже подошли ещё ближе посмотреть. Все, забыв про дуэль, начали обсуждать револьвер.

— И сколько такой стоит? — с интересом рассмотрев, а потом протянул мне револьвер Толстой.

— Тридцать-тридцать пять рублей серебром в Европе — вспоминаю за сколько мне привезли похожий.

— Пострелять разрешите? — с интересом Толстой.

— После боя…и не только с револьвера. Мне есть, чем вас удивить — мне ужасно интересно, в какой степени сегодняшняя аристократия владеет холодным оружием.

— Леонид, не стой столбом, помоги Его Сиятельству надеть кожаный доспех. В металлическом доспехе вам с непривычки будет и тяжеловато — комментирую, а сам уже надеваю кожаный шлем с медными пластинами. Шлем похож на старо-римский, но чуть доработанный. Со стрелкой для носа и козырьком. Увы, маску, как у фехтовальщиков будущего я пока сделать не смог. Но надеюсь, со временем получится, тогда можно и коллективные бои устраивать. За пояс дагу, в левую руку новый баклер в виде пирамидки, в правую учебную венгерско-польскую саблю.

Толстой в этот раз одет более нормально на мой взгляд. Зелёный костюм. Длинный сзади и короткий спереди пиджак, так не любимый мной. Бело-серая безразмерная рубашка, похожая на какой-то балахон. Но на дорогой балахон, потому что из хорошего натурального шёлка. И кожаные полусапожки с кучей пуговиц на боку.

Чуть отхожу от стеллажа. Разворачиваюсь и окидываю всех гостей взглядом. Так, предстоящим боем увлеклись все, особенно осознав, что тяжёлых последствий ни для кого не будет. За дуэли сейчас наказывали. Утвержденное в 1845 году «Уложение об уголовных наказаниях» полностью освобождало от ответственности секундантов и врачей, а участникам поединка грозило от шести до десяти лет заключения в крепости с сохранением дворянских прав.

Первая половина XIX века стала пиком и массовости дуэлей для русских дворян. В это же время в Европе, данная традиция пошла на спад. Русскую дуэль называли «варварством» и «узаконенной формой убийства». Дело в том, что в Европе период «дуэльной лихорадки» был связан с боями на холодном оружии, что способствовало очень хорошей школе владения холодным оружием. В России предпочтение отдавалось огнестрельному бою, которое приводило к тяжким исходам в разы чаще. Правила дуэли запрещали поединки с близкими родственниками, к которым относились сыновья, отцы, деды, внуки, дяди, племянники, братья. Дуэли с двоюродными и троюродными братьями считались делом вполне допустимым.

Так, долгого боя Толстой не выдержит с его-то образом жизни. Главное не пропустить удар в первую минуту. Ну, посмотрим. Лев Николаевич покрутил головой в шлеме, и что тихо пробурчал. Потом взял в правую руку гусарскую саблю, а в левую имитацию камы. Так как я не исключал своего «случайного» появления на Кавказе, так что имитацию кинжала я заказал сразу. Ну и тренировались с ним все тоже.

Стойка графа не очень подходящая для боя. Рассеяние между ногами он сделал слишком большое, а правая нога далеко выдвинутая вперед. При этом чуть присел. Это стойка больше подходит для обычных дуэлей, где используются прямые сабли и короткие колющие удары. Левой рукой кинжал держит не очень уверенно. Удары привыкли наносить больше в корпус. Похоже, Толстому с двух ручными бойцами дело иметь не приходилась или совсем уж редко. Обычные дуэли проходят только с одним оружием. Он держится, молодец.

Подхожу маленькими шажочками. Делаю волновые движения саблей и слегка вращаю щит. Проверим, на сколько граф быстр. Резко делаю шаг в его правую сторону. Затем резко в левую, для его неудобства, и сокращаю расстояние. Толстому приходится разворачиваться, ещё более расставляя ноги. Кончиком своей сабли чуть отбиваю его саблю, и тут же жестко принимаю удар его сабли на щит. Саблю вверх, блокирую удар кинжала и резко отскакиваю назад.

Ну что сказать. Понятия у Толстого были, но пока меня особо не впечатлили. Возможно, если бы только на одних саблях, мне было бы трудней. Особой скорости я тоже не увидел. Руку с кинжалом он отвёл назад, что сразу выдало чисто дуэльную подготовку, заточенную под определённый манер. Год назад, возможно, для меня он бы и представлял проблему, но не сейчас. Мои, почти каждодневные тренировки и праведный образ жизни дали свои результаты. Очень сильно способствовало развитию выносливости и мои поездки. Сейчас я уже не напоминал того хлупика, в которого вселился больше года назад.

— Так не дуэлируют — вмешивается Иславин.

— А мы и не на дуэли. У нас бой, и тут главное победить. Правда учебный и без смерти — парирую я ему, да и другим тоже.

— Константин, помолчи — увидел я азарт, в глазах Льва Толстого. Как каждая увлекающаяся натура, сейчас для него это было что-то новое и необычное. И опасное. Постоянно скучающему аристократу явно не хватало экстрима. Тарзанку им зафигачить что ли, да резины сейчас такой нет. Разве что парашютную вышку поставить, а потом с воздушного шара пусть прыгают. А что, заодно у меня деньги и связи появятся. А без селфи, как-нибудь уж обойдутся. Хотя для потомков это и будет большое упущение.

Вот интересно опишет Толстой этот поединок в своих произведениях или нет?

Сходимся, и я применяю приём «ножницы». Принимая удар его сабли на щит, а своей саблей бью косым ударом на излом. И тут же на отходе обратной стороной елманьи «режу» опорную ногу противника.

— Так нельзя — опять влез Иславин — это не по правилам.

— Да нет у нас никаких правил — опять повторяю ему, и смотрю, как Толстой трясёт ногой с недовольной гримасой на лице.

Опять сходимся. Толстой учёл ошибку и уменьшил расстояние между стопами ног. Руку с саблей согнул и почти прижал к корпусу. Я опять закручиваю восьмерку пытаясь произвести косой удар острием снизу. Не тут-то было. Мою саблю граф перехватывает кинжалом и наносит кистью боковой секущий удар саблей с разворотом руки.

Ух. Еле успел подставить щит и тут же отпрыгнул назад. Удивил граф, что называется, удивил. Отличный удар. Надо обязательно запомнить такой удар и меньше быть самонадеянным. Аристократия есть аристократия, и владеть оружием их учат с детства.

— Не было бы у вас щита, и фортуна не была бы к вам так благосклонна — чуть нагнув голову, улыбнулся Толстой. О-па, как изменилась интонация. Никак граф меня зауважал.