Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этом сказать, что Носик «пострадал за правду», — значит сильно преувеличить. Даже ближайшие друзья признаю́т сейчас, что Антона, мягко говоря, занесло:
Носик действительно совершил грубую ошибку: не заложил рост стоимости квартир, — привычно, явно не первый раз, объясняет мне Ревазов. — Ему показалось, что это страшный глобальный обман всех русских в Израиле одновременно. Он первый раз столкнулся с этой темой. И провёл такие простые расчёты, из которых следовало, что проценты по машканте за 25 лет выйдут в какие-то фантастические деньги (что правда святая). Ему показалось, что через 10 лет выплата по машканте будет превосходить зарплату и т. д. Он не учитывал будущую стоимость денег: зарплата у тебя за эти 10 лет тоже вырастет. В смысле, инфляция. Плюс у тебя карьерный рост, так или иначе. И во-вторых, он не учитывал рост стоимости жилья. Совсем. И без этих двух параметров эти все расчёты… ему это Шарон объяснял, причём объяснял, когда он уже понимал, что не прав. Что эти проценты, конечно, могут нарастить в год сумасшедшую сумму, только рост цен на квартиры будет гораздо выше, чем эти проценты.
— Шарон объяснял?!
Да, он тогда был министром строительства. И Носик страшно мешал ему своими статьями продавать квартиры.
— Если бы это происходило в Москве XXI века, сразу встал бы вопрос: кто это заказал?
Не было никакого заказа, это не было никому выгодно. Ни-ко-му. Если бы он побежал искать денег на эту кампанию, он бы их не нашёл. Это был чистый альтруизм. Он был убеждён в том, что людей обманывают, и они не понимают, что попадают в кабалу навсегда.
Там наоборот, Шарон чуть ли не предлагал ему квартиру, не бесплатно, но почти, — только бы он перестал. Но Носик якобы гордо отказался. Это по его рассказам. Но я допускаю, что это плюс-минус правда.
Да, это всё оказалось против девелоперов и против государства. Была государственная программа по строительству дешёвого жилья. Задача была — расселить миллион людей. Это не просто в масштабах 5-миллионной тогда страны, и якобы один Носик мешал это сделать. Было очень забавно, мы все ржали в голос.
Обратим внимание на неожиданную концовку — «ржали в голос»! Как мы уже видели выше — это был типичный modus operandi для тогдашнего «Времени».
Мы были очень молоды, работа работой, мы получали за неё зарплату, но, в общем, для нас это было и развлечением, — втолковывала мне Маша Хинич. — Безусловно, он не очень серьёзно отнёсся к этому тексту. Для него это был один из проходных текстов, ему нужно было написать в тот день ещё десяток. Но влияние, которое оказала эта серия статей, было совершенно невероятно. Когда ты работаешь в газете, понимаешь, что люди её читают, — но как можно было верить тому, что написано в газете, этого я не понимала никогда. Вы решаете для себя судьбоносную проблему, квартирную проблему, — как можно её решать на основании 2–3 статей в газете?
Но неужели действительно сам Ариэль Шарон, будущий «бульдозер», что-то объяснял Носику? В интервью Юлии Идлис Носик «сбавил обороты»: «уже через две недели со мной встречался советник Шарона по экономике». Эдуард Кузнецов, когда я напомнил ему эту знаменитую историю, сбил пафос окончательно: «Очень сомневаюсь. Шарон по-русски не читал, что ему эта русскоязычная газета?». Но признал, что «статья была яркая»:
Я знаю этого мужика.[94] Это была его теория, что значительно выгоднее деньги тратить не на покупку квартиры, а вложить их в банк. Там расчёт, какие-то проценты… Я думаю, что Антон просто увлёкся. Потому что это для неспециалиста выглядит очень увлекательно: цифры, выкладки. Он просто его послушал — и написал статью. И народ клюнул. Я тоже в этом неспециалист. Мне тоже показалось это убедительным. А правда это или нет — я не знаю.
Тридцать лет спустя, с лавинообразным ростом независимых источников информации в Интернете, такую релятивистскую и даже постмодернистскую позицию (нет абсолютной истины, есть правды разного уровня вложенности, как в матрёшке[95]) стало принято называть «постправдой». И в дерзкой израильской газете, не скованной традициями «большого нарратива», хваткий молодой журналист сумел приобщиться к ней намного раньше своих коллег в метрополии. С полного одобрения не только главного редактора, но и его заместителя Меламида, непосредственного начальника Носика:
Мы все были не профессиональные журналисты. Я, например, по образованию математик.
Но что значит «разбираться в теме»? Есть основная идея. Тебе говорят: нужно написать об ипотеке. Или о новом самолёте. Ты идёшь, узнаёшь, что такое ипотека, или что такое самолёт. И дальше ты начинаешь… не то чтобы «придумывать», а строить для себя некую модель. И он построил свою модель.
В каком-то смысле это большая глупость: ходить к каждому и спрашивать его мнение, потом это всё записать… Что это для читателя, зачем ему нужна куча мнений «за» и «против»? Так принято в журналистике, к сожалению. Антон это всё похерил. Он этим не занимался. И правильно делал. Дай бог нам всем так делать.
Я как редактор не смотрю, правдивая эта история или не правдивая. Для меня важно, чтобы она была написана убедительно. И Антон всё, что он делал, делал очень убедительно.
В 1997 году, уже переехав в Москву и начав вести «Вечерний Интернет», Антон на его странице в ответ на очередной упрёк ещё раз подробно изложил своё видение той истории:
Я со своей стороны — исключительно справедливости ради — должен внести кое-какие уточнения.
Во-первых, уже первая моя статья об ипотечных ссудах состояла из полудюжины интервью с рядовыми работниками и руководством различных израильских ипотечных банков, с математиками, экономистами и политиками, вплотную занимающимися рынком ссудных денег. Так что к специалистам я пошёл не потом, а сначала — и именно они навели меня на эту горячую тему. <…>
Во-вторых, в те времена, когда я писал первые свои экономические статьи, каждый потенциальный иммигрант из России в Израиль получал в посольстве на улице Б. Ордынка, дом 54, красочно оформленные буклеты, где ипотечная ссуда объявлялась безвозмездным и безвозвратным подарком от заботливого государства каждому приезжему. Мои
