Я бросил взгляд на уголовника, и что удивительно, особого испуга на его лице не было, хотя и на прямой лжи поймали.

– Начальник, не кипишуй! Объясню! Доволен будешь!

Я с сомнением покачал головой, но говорить ничего не стал. Еще придет его очередь.

– Что вы должны были сделать? – спросил его Пашутин.

– Ну, это… убить того, кто находится в квартире. Только я не собирался стрелять! Поверьте мне! Это Лиса, она фанатичка! Она все время…

– Заткнись! – потом повернул голову к Пашутину. – Миша, телефон у тебя за спиной. Телефонируй в управление.

После того, как жандармы, записав показания Афанасия Трешникова и забрав обоих боевиков, ушли, домушник попытался ухмыльнуться, но сразу охнул от боли в разбитом лице.

– Настроение поднялось? – зло поинтересовался у него недовольный нашим провалом Пашутин. – Так я тебе его враз опущу!

– Вижу, вы люди деловые, хотя и непонятно мне, какой масти, поэтому давайте так сделаем. Я вам кое-что шепну, без записи, а вы мне – волю даете. Договорились?

– Говори! Там видно будет!

– Мы в очко играли у Машки Портнихи, туда и заявился фраерок. Его привел Венька Хлыст. Вот между ними и прозвучала кликуха Арон.

– Арон, говоришь. А Венька, значит, взял и просто так привел на малину фраера? – словно бы с ленивым равнодушием спросил Пашутин, но ощущение создалось такое, словно из мягкой лапы хищника вот-вот покажутся когти. Уголовник это почувствовал и сжался, инстинктивно прикрыв голову руками.

– Начальники, истинную правду говорю!

От его развязности не осталось и следа.

– Тот, кого привели, был товарищ Василий?!

– Не знаю, но он точно из блатных. Раньше никогда его не видел. Зуб даю! Зато Венька его точно знает!

– Представишь нам Хлыста и можешь идти на все четыре стороны!

– Выбора у меня, похоже, нет.

– Почему? Есть! – усмехнулся Пашутин. – Не согласишься, припишем тебя к революционерам-боевикам и закончишь ты свою жизнь на эшафоте.

– Ты чего, начальник?! Какая виселица?!

– Тебя, кстати, как зовут? Только по-человечески скажи, а не свою собачью кличку.

– Макар Савельич Пролазин.

– Ты, похоже, так и не понял, во что вляпался, Макар Пролазин. Те, для которых ты вскрыл дверь, замешаны в покушении на жизнь государя. Как тебе такой поворот?!

Лицо домушника мгновенно побледнело, а на лбу мелкими крапинками выступил пот.

– Нет. Нет! Чем хотите, поклянусь, но не умышлял я смертоубийства царя! Вы же сами все видели! – он оглядел нас округлившимися от страха глазами. – Сдам я вам Веньку! Сдам со всеми потрохами! Чтоб он сдох, паскуда! С него, висельника, спрашивайте, не с меня!

Искали мы Веньку Хлыста три дня, подключив к поиску всех полицейских, агентов, информаторов, перерыли все злачные места города, но тот как в воду канул. Параллельно начались поиски, пока через архивы и картотеку политического сыска, группы Арона. Там ничего не нашлось. Ни самой группы, ни боевика под такой кличкой. Это могло показаться странным, если бы мы не знали о существовании офицера-жандарма, которому вполне по силам прикрыть их деятельность от постороннего внимания. Время уходило, поэтому мы передали Макара Пролазина полиции, с тем, чтобы они продолжали поиски Хлыста, а сами занялись охраной царя. К немалому удивлению государя, я настоял, чтобы лично сопровождать его во всех передвижениях по городу, а Пашутин, тем временем, занялся организацией императорской охраны. Хотя он постарался исключить всех лишних людей, знающих о маршрутах движения императора, избежать полностью утечки информации мы не могли, но о последней линии обороны, так шутливо звал Пашутин свою группу, которую составляли полтора десятка боевых офицеров-монархистов, никто не знал. Он их отобрал, как однажды выразился, по своему образу и подобию, и по его замыслу именно они должны были дополнить на наиболее уязвимых точках царских маршрутов выставляемую по пути следования государя охрану.

Только автомобиль, снизив скорость, стал поворачивать, как раздался бешеный стук копыт и на дорогу вылетела пролетка. В ней сидел жандармский полковник с дамой. Судя по громкому смеху, невнятным выкрикам и яркой шляпке, ее нетрудно было отнести к женщинам легкого поведения. Наверно, не одному человеку, кто их сейчас видел, пришла в голову одна и та же мысль: «Ишь как кучеряво гуляют!» – но уже в следующий миг извозчик натянул вожжи и остановил лошадей в десятке метров от автомобиля. Шофер притормозил, а два передовых казака из царского конвоя, наоборот, пришпорили лошадей, чтобы разобраться с гуляками, как вдруг в руке «шлюхи» оказался пистолет. Выстрелы, сделанные почти в упор, с расстояния нескольких метров, не дали промаха. Мир на какие-то мгновения замер, но прошла секунда, и он снова заполнился звуками, но не прежним гулом городского шума, а криками, стонами, командами и ругательствами, в которые диссонансом вписалось жалобное ржание случайно раненной лошади.

Полицейские, агенты и казаки конвоя только сейчас поняли, что это покушение на царя, как открыл огонь ряженый полковник и принялся стрелять в казаков конвоя, которые, огибая автомобиль, сейчас неслись на пролетку, выхватывая оружие. Последним из бандитов к стрельбе присоединился кучер, выхвативший наган. Развернувшись на облучке, он вогнал пулю в городового, который еще только торопливо расстегивал кобуру. Вторым выстрелом был ранен филер, выскочивший из-за афишной тумбы.

Я уже был готов выскочить из автомобиля, но в этот момент снова выстрелила террористка, теперь уже метившая в шофера. Не попала, зато разнесла лобовое стекло вдребезги, и тогда я нажал на спусковой крючок. Пуля ударила женщину где-то под прищуренный глаз, в тот самый миг, когда она, держа обеими руками револьвер, целилась в шофера. Секунды растерянности прошли, и по пролетке уже стреляли со всех сторон, полицейские и казаки. Боевик, одетый жандармом, отстреляв все патроны и резко развернувшись к вознице, успел только крикнуть: «Гони!» – но уже в следующее мгновение, нелепо взмахнув руками, выпал из начавшей набирать скорость пролетки.

Частые хлопки выстрелов городовых и филеров смешались с громкими и испуганными криками разбегавшихся во все стороны людей. Несколько конных полицейских и казаков, нахлестывая лошадей, кинулись за пролеткой в погоню. Где-то совсем рядом истерично, с надрывом закричала женщина. Развернувшись к шоферу, я только хотел ему крикнуть: «Гони вперед!» – как снова раздались выстрелы. На этот раз вылезти из машины мне помешал конвойный казак. Он почти притер свою лошадь к боку автомобиля, прикрывая ею и собой нас, и сейчас в кого-то стрелял, но в следующую секунду вскрикнул и ткнулся головой в гриву лошади, роняя папаху на брусчатку. Его лошадь, испуганно дернувшись, подалась вперед, освободив дверцу автомобиля. Только я успел распахнуть дверцу, как раздался взрыв. Словно чья-то невидимая рука подкинула автомобиль, заставив его подпрыгнуть. В звонкий треск разлетевшихся стекол резким диссонансом вписался металлический лязг и дребезжание. Страх, как ножом, полоснул по сердцу, и я резко обернулся назад. Государь имел бледный вид, но, на первый взгляд, казался живой и невредимый. Не удержав вздоха облегчения, я спросил: