Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я воровка, так? Вы это хотите сказать? Воровка?
– Да.
Бальзамо улыбнулась и спросила:
– А вы?
И поскольку он упорно молчал, она грубо схватила его за плечо и презрительным тоном бросила:
– Ну а ты, дружок, ты-то кто? Потому что пора уже и тебя разоблачить. Итак, кто ты?
– Мое имя Рауль д’Андрези.
– Вздор! Тебя зовут Арсен Люпен. Твой отец Теофраст Люпен, совмещавший профессию преподавателя бокса с более прибыльным ремеслом жулика, был осужден в Соединенных Штатах и заключен в тюрьму, где и умер. Твоя мать взяла свою девичью фамилию и стала приживалкой у дальнего родственника, герцога Дрё-Субиза. Однажды герцогиня обнаружила пропажу жемчужины, имевшей огромную историческую ценность, – она украшала ожерелье королевы Марии-Антуанетты. Несмотря на все усилия, так и не удалось выяснить, кто же был виновником этой кражи, совершенной с поразительной дерзостью и дьявольской ловкостью. А я знаю. Знаю! Это был ты. Тебе было тогда шесть лет.
Рауль слушал ее, сжав зубы, бледный от ярости. Он пробормотал:
– Моя мать была там несчастна, унижена, и я хотел ее освободить.
– Совершив кражу!
– Мне было всего шесть…
– Теперь тебе двадцать, твоя мать умерла, ты сильный, умный, полный энергии. Чем ты занимаешься?
– Я работаю.
– Да, с чужими карманами.
Он хотел возразить, но она не дала ему сделать это:
– Ничего не говори, Рауль. Я знаю твою жизнь до мельчайших подробностей и могла бы рассказать тебе о том, что было с тобой и в этом году, и много лет назад, потому что я давно слежу за тобой; но все, что я могу поведать, ничуть не лучше того, что ты услышал обо мне на постоялом дворе. Полицейские? Жандармы? Обыск? Преследование?.. Ты тоже прошел через все это, а ведь тебе только двадцать! Так стоит ли упрекать себя за это? Нет, Рауль. И раз уж я знаю твою жизнь, а тебе удалось заглянуть в мою, давай накинем покров на наше прошлое. Воровство выглядит не очень красиво, так что предлагаю отвернуться и промолчать.
Рауль ничего не ответил. Страшная усталость охватила его. Жизнь вдруг предстала перед ним чередой туманных тоскливых дней, в которой больше нет места ни красоте, ни благородству. Ему хотелось плакать.
– Последний раз – прощайте, Рауль, – сказала она.
– Нет, нет, – прошептал он.
– Так нужно, мой мальчик. Я могу принести тебе только зло. Не пытайся соединить свою жизнь с моей. С твоим честолюбием, энергией и талантами можно самому выбрать свой путь.
И она тихо добавила:
– Такая, как я, не нужна тебе, Рауль.
– Но почему же вы остаетесь такой? Это меня пугает…
– Мне слишком поздно меняться.
– Тогда и мне тоже.
– Нет, ты молод. Ты можешь спасти себя. Уберечься от рока, который тяготеет над тобой.
– Но как же вы, Жозина?
– Это моя жизнь.
– Ужасная жизнь, от которой вы, наверное, страдаете.
– Если ты так думаешь, то почему хочешь разделить ее со мной?
– Потому что я люблю вас.
– Тем больше причин бежать от меня, мой мальчик. Твоя любовь заранее обречена. Ты будешь стыдиться меня, а я не буду тебе доверять.
– Я люблю вас.
– Это сегодня. А завтра? Рауль, ты помнишь, что я написала тебе на своей фотографии в первую ночь нашей встречи? «Не пытайтесь меня увидеть снова». Смирись. И уходи.
– Да, да… – медленно произнес Рауль д’Андрези. – Вы правы. Но страшно подумать, что между нами все заканчивается прежде, чем я даже успел понадеяться… И что вы забудете меня.
– Нельзя забыть того, кто дважды спас вам жизнь.
– Но вы забудете, что я люблю вас.
Она покачала головой:
– Я не забуду тебя.
И вдруг, снова перейдя на «вы», добавила с волнением:
– Ваша искренность, ваш энтузиазм и непосредственность… и все прочее, о чем я еще не догадываюсь… все это трогает меня бесконечно.
Его рука сжимала ее руку, и они неотрывно смотрели друг на друга. Рауль дрожал от нежности. Бальзамо тихо сказала ему:
– Когда расстаются навеки, возвращают все, что получили в подарок. Верните мой портрет, Рауль.
– Нет-нет, никогда! – возразил он.
– Ну а я, – сказала она с такой улыбкой, что у него закружилась голова, – буду честнее и верну вам то, что вы мне подарили.
– Что же это, Жозина?
– В первую ночь… в амбаре… пока я спала, вы, Рауль, склонились надо мной, и я почувствовала ваши губы на моих губах.
Обняв Рауля за шею, она притянула его к себе, и их губы встретились.
– Ах, Жозина, – сказал он, растерявшись, – делайте со мной что хотите… но я люблю вас… люблю…
Они шли вдоль Сены. Вокруг них качались камыши. Длинные тонкие листья, колыхаемые северным ветром, задевали одежду. Они шли к счастью, держась за руки и не думая ни о чем, кроме того, что вызывает у влюбленных сладостную дрожь.
– Еще одно слово, Рауль, – сказала она, останавливая его. – Одно слово. Вы должны знать, что я не потерплю соперниц. В вашей жизни нет других женщин?
– Нет.
– Ах! – сказала она с горечью. – Вот вы уже и лжете!
– Лгу?
– А Кларисса д’Этиг? У вас с ней были свидания в деревне. Вас видели вдвоем.
Рауль возразил сердито:
– А, это старая история… Пустячный флирт.
– Вы клянетесь в этом?
– Клянусь.
– Тем лучше, – сказала Бальзамо мрачно. – Тем лучше для нее. И пусть она не пытается встать между нами! Иначе!..
Рауль привлек ее к себе:
– Я люблю только вас, Жозина, и всегда любил только вас. Я лишь сегодня начал жить.
Глава 7
Прелести Капуи
Баржа называлась «Ветреница» и была похожа на многие другие баржи: довольно старая, потерявшая первоначальный цвет, но надраенная до блеска и имевшая ухоженный вид благодаря усилиям Делатров – матроса и его жены. На глазок определить, что именно перевозит баржа, было невозможно: на палубе виднелись лишь несколько ящиков, бочки да старые корзины. Но тот, кто спустился бы по трапу вниз, легко бы убедился, что она… не перевозит ничего.
Все внутреннее пространство было разделено на три небольшие, но комфортабельные и богато обставленные комнаты: две каюты и разделяющая их гостиная. Здесь Рауль и Жозефина Бальзамо прожили месяц. Супруги Делатр, молчаливые и угрюмые, с которыми Рауль несколько раз тщетно пытался завязать разговор, занимались хозяйством. Время от времени появлялся маленький буксир и вел баржу по излучине Сены.
Таким образом, все изгибы живописной реки разворачивались перед ними, открывая очаровательные пейзажи, среди которых