в любви.

Рауль сделал его одним махом и с такой непосредственностью, что, казалось, обезоружил бы и самую неприступную женщину.

– Вы? Это вы? Какой неожиданный поворот! В тот момент, когда толпа уже готова разорвать меня на части, из темноты возникает Жозефина Бальзамо и тоже приходит мне на помощь! О, как я счастлив и как сильно люблю вас! Люблю уже давным-давно… Целых сто лет! Да, любви во мне хватит на сто лет… Давнишняя любовь – и молодая, как вы… и прекрасная, как вы!.. Невозможно без волнения смотреть на вас! Это радость – и в то же время отчаяние оттого, что невозможно, как бы я ни мечтал, заключить в объятия всю вашу красоту! Выражение вашего взгляда, вашей улыбки – все это так и останется неуловимым…

Вдруг он вздрогнул и прошептал:

– О! Ваши глаза обратились ко мне! Значит, вы не сердитесь на меня? Вы не против того, что я говорю вам о любви?

Она приоткрыла дверцу кареты:

– А если я попрошу вас выйти?

– Я откажусь.

– А если позову на помощь кучера?

– Я убью его.

– А если я выйду сама?

– Я продолжу свое признание, стоя на дороге.

Она рассмеялась:

– Я вижу, у вас на все есть ответ. Оставайтесь. Но хватит безумств! Лучше расскажите мне, что с вами случилось и почему эти люди вас преследовали.

Ликуя, он ответил:

– Да, я вам все расскажу, потому что вы не отвергаете меня… потому что вы принимаете мою любовь.

– Я ничего не принимаю, – возразила она, смеясь. – Вы засыпали меня своими признаниями, хотя совсем меня не знаете.

– Я вас не знаю?!

– Вы едва видели меня ночью, при свете фонаря.

– А днем, до наступления ночи, разве я не видел вас? Разве у меня не было времени любоваться вами на этом отвратительном сборище в Этиговых Плетнях?

Она впервые посмотрела на него серьезно:

– А, вы тоже там были?..

– Да, я был там! – сказал он с веселым задором. – Я был там, и я знаю, кто вы! Дочь Калиостро, я вас знаю! Долой маску! Наполеон I был с вами на «ты»… Вы предали Наполеона Третьего, служили Бисмарку, из-за вас покончил с собой доблестный генерал Буланже! Вы принимаете ванны с эликсиром молодости. Вам сто лет… и я люблю вас.

С ее чистого лба все не сходила тонкая морщинка беспокойства, и она повторила:

– А, вы были там… я так и предполагала. Мерзавцы, как они мучили меня! И вы слышали их ужасные обвинения?

– Я слышал разные глупости! – воскликнул Рауль. – И видел банду фанатиков, которые ненавидят вас, как ненавидят все прекрасное. Однако же это безумие и вздор. Не будем думать о таком сегодня. Я хочу верить в то, что с каждым вашим шагом у вас под ногами распускаются цветы. Я хочу верить в вашу вечную молодость. Хочу верить, что вы бы не умерли, даже если бы я вас не спас. Хочу верить, что я люблю волшебницу и что вы вышли ко мне из ствола тиса.

Ее лицо прояснилось, и она кивнула:

– Чтобы попасть в сад Гёр, я прошла через эту старую калитку, благо ключ от нее торчал в замке, и, зная, что сегодня утром здесь начнут раскопки, была начеку.

– Говорю же вам, это чудо! И разве только оно одно? Уже недели и месяцы, а может, и больше, в этом парке ищут канделябр; а мне, чтобы найти его за несколько минут прямо в гуще толпы на глазах наших противников, понадобилось всего лишь этого захотеть и подумать об удовольствии, которое он вам доставит.

Она была ошеломлена:

– Как? Вы хотите сказать, что… вы нашли?..

– Не сам канделябр, нет, но один из его рожков. Вот он.

Жозефина Бальзамо схватила рожок и впилась в него глазами. Это был округлый, довольно прочный, со слегка гофрированной поверхностью стержень, металлический блеск которого едва пробивался сквозь толстый слой патины. На одном конце, немного сплющенном, блестел крупный фиолетовый камень-кабошон.

– Да-да, – прошептала она. – Никакого сомнения. Рожок был спилен прямо у основания. О, вы и представить не можете, как я вам признательна!..

Рауль в нескольких ярких словах описал свое приключение.

Молодая женщина не могла прийти в себя от изумления:

– Но как вы догадались? Почему вы разрушили именно девятую балясину, а не какую-то другую? Случайность?

– Вовсе нет, – ответил он. – Уверенность. Из двенадцати балясин одиннадцать были установлены раньше конца семнадцатого века. А девятая – позже.

– Откуда вы это знаете?

– Потому что одиннадцать других сложены из кирпичей такого размера, какой не используется уже двести лет, а те, из которых сложена девятая, изготавливаются до сих пор. Значит, девятую разрушили, а потом переделали. Зачем, если не для того, чтобы спрятать в ней этот предмет?

Жозефина Бальзамо долго молчала. А затем медленно произнесла:

– Это невероятно… Никогда бы не подумала, что можно найти ответ таким способом… и так быстро!.. там, где все прочие потерпели неудачу… – И добавила, помолчав: – Просто чудо…

– Чудо любви, – подхватил Рауль.

Берлина неслась с невероятной скоростью, то и дело сворачивая на боковые дороги, держась подальше от деревень. Ни подъемы, ни спуски не уменьшали неистового рвения двух тощих лошаденок. Справа и слева тянулись равнины, при взгляде из окошек кареты похожие на кадры из кинофильма.

– Боманьян был там сегодня? – спросила графиня.

– Нет, – ответил Рауль, – к счастью для него.

– Почему к счастью?

– Потому что я бы его придушил. Ненавижу этого злобного субъекта.

– Я ненавижу его больше вас, – резко ответила она.

– Но вы не всегда его ненавидели, – заметил он, не в силах сдержать ревность.

– Ложь и клевета, – спокойно возразила Жозефина Бальзамо. – Боманьян – хвастун и сумасброд, обуреваемый гордыней; из-за того, что я отвергла его любовь, он желал моей смерти. Все это я тогда и сказала, и ему было нечего возразить.

Охваченный радостным волнением, Рауль вновь упал на колени.

– Ах, как сладко слышать эти слова! – воскликнул он. – Так вы его никогда не любили? Какое облегчение! Действительно, разве такое можно вообразить? «Жозефина Бальзамо теряет голову от Боманьяна!»

Он рассмеялся и захлопал в ладоши.

– Послушайте, я больше не хочу вас так называть. «Жозефина» – неблагозвучное имя. Я буду звать вас Жозиной – вы согласны? Итак, я буду звать вас Жозиной, как звали вас Наполеон и ваша матушка де Богарне. Вы не против? Вы Жозина… моя Жозина…

– Но прежде всего – уважение, – сказала она, улыбаясь его ребячеству. – Я – не ваша Жозина.

– Уважение! Да я преисполнен им! Как! Мы прячемся здесь, в этой темноте… Вы беззащитны,