до недавней минуты, когда оно опустилось за край земли, Гал пережил столько событий, сколько выпадало не каждому ланну. Трудный, на редкость трудный, был день. Гал мог быть доволен собой: он держался достойно воина. Он не испугался одиночества, он победил тигра — было чем гордиться. Но что из того? До брачной ночи не так уж много дней — успеет ли он добыть кулана и возвратиться вовремя? Не переоценивает ли он свои силы, подобно тигрице, напавшей на кабана?..

Огонь съел свою пищу, стал совсем крохотным. Гал хотел было подложить дров, но передумал, дал огню отдых. Теперь, когда костер задремал, Гал лучше видел и слышал в темноте. Дуа неутомимо и ровно пела песнь воды и ласкала своими струями камни. Гал смотрел на нее, и ему чудилось, что не вода куда-то бежала в ночи, а сам он мчался на своем островке вдаль. Но стоило ему отвести взгляд от реки — и островок тотчас останавливался, а вода опять устремлялась в темноту. Весь мир сейчас состоял из воды и ночи, и у них не было ни начала, ни конца.

В темноте зарычал медведь, ржали лошади, мяукал леопард. На болотах кричала выпь, птица мрака, насылающая на ланнов злых духов. Она предупреждала человека: «Ты слаб и беспомощен, сиди у костра и не смей ступать в темноту! В ней твоя смерть!» Мало кто из ланнов видел ее. Странная эта птица давно интересовала Гала. Когда-нибудь он попытается охотиться на нее. Ведь выпь таинственна только ночью, а днем она — просто птица… «Когда-нибудь… — прервал он себя. — Сначала добудь кулана…»

Перекрывая все голоса ночи, заревел пещерный лев, вышедший на охоту. Рев разбудил Рафа, но лев был далеко, и Раф успокоился. Когда же появились волки, он вскочил, напрягся всем телом. Извечные враги собак осторожно, цепочкой, крались по берегу. Они чувствовали костер, человека и собаку, эти запахи скорее удивляли их, чем настораживали: они доносились от реки.

Видя беспокойство Рафа, Гал запустил в переднего волка камень, звери торопливо скрылись в темноте. Раф уснул, а Гал все еще сидел на камне: мысли бодрствовали, требовали внимания к себе.

В усыпанном звездами небе висела луна, румяная, как угли костра. Когда она станет круглой, как солнечный диск, наступит самая короткая ночь. Ланны соберутся у праздничного костра, будут есть мясо, пить сок ковы и танцевать под звуки флейт. Если к этому часу Гал не принесет выкуп, Риа достанется другому. Чтобы этого не случилось, он не только должен добыть кулана, но и донести его до пещеры свежим. А как? Было очем задуматься. Хотя он уже на охоте, к цели он ничуть не приблизился. Он даже не знал, что предпримет завтра. А как на его месте поступили бы Рего и Сухой Лу? Галу вдруг вспомнились слова Луху о том, что лекарства помогают ланну, если их готовят не спеша. Теперь он по-новому оценил заключенную в них мудрость: прежде чем делать что-то важное, надо хорошенько, не торопясь, все обдумать и только после этого без промедлений действовать. Так поступали Рего и Сухой Лу, так вел себя белый сокол. Он взлетал в небо, не спеша выбирал себе добычу и потом бил ее без промаха. С них Галу надо брать пример…

Голоса и шорохи, доносившиеся с берега, не мешали ему думать: Дуа защитила его от врагов, накормила и напоила. Она никогда не изменяла дружбе с ним и не отказывала ему в помощи, с ней ему нечего бояться беды. Только от одиночества она не могла защитить его. Ему не хватало уюта племенного костра, улыбки Риа, смеха ланнов. В кругу соплеменников он забывал о темной ночи за стенами пещеры и беззаботно засыпал под теплыми шкурами. Веселый костер и палицы воинов надежно оберегали от незваных гостей сон племени.

Если бы сейчас кто-нибудь из ланнов был вместе с ним, Гал перестал бы тревожиться за завтрашний день. Ланны готовы поднять друг на друга палицы, лишь когда им не грозит общая опасность, а на охоте и в битвах с врагами они едины. Они всегда чтили старый закон: плечом к плечу встречать врага и решительно идти на помощь сородичу, если тот в беде. Для ланна нет большей радости, чем жить со своим племенем, и нет беды горше, чем в одиночестве оказаться вдали от него. Одиночке на земле не выжить…

Размышления Гала прервал медведь. Он спустился к воде, стал пить. Это был большой зверь — такие без страха разгуливали по земле. Потом его внимание привлек островок. Медведь поднял голову, заметил человека и собаку. Злобно рычащая собака вызвала у него недовольство, побуждала его к действию. Воды он не боялся, ему ничего не стоило переплыть протоку и ударом лапы заставить собаку замолчать. Но медведь не двигался с места, его смущало спокойствие человека. К тому же человек не ущемлял медвежьи права. Медведь мог спокойно пить воду и беспрепятственно следовать своим путем к каменистой отмели, чтобы там полакомиться свежей рыбой. Какой смысл нападать на того, кто нисколько не мешал ему? Конечно, собаку следовало бы проучить, да только он не очень-то принимал ее всерьез: пусть себе злится.

Медведь потерял интерес к островку и не спеша побрел вдоль берега.

Раф затих, а Гал продолжал вслушиваться в полную загадок ночную жизнь. В Дуа тяжело била рыба, вдали отчаянно кричала попавшая в беду лошадь, над головой проносились летучие мыши. Мир вокруг был велик и многообразен, в нем находилось место всему, что бегает, ползает, плавает, летает; в нем были степи, леса, скалы, реки, болота, а где-то за ними, за краем земли, волновались Соленые воды, у которых не было берегов. Так говорила Луху, так рассказывал Рего…

Гал многому научился у Луху, но и охотникам-ланнам он обязан не меньше, чем ей. Они умели переносить любые невзгоды, их не страшили опасности, долгие пути по земле, тяжелая ноша, ливни и снега. В любую погоду они могли оживить огонь и уснуть у костра. Плох тот ланн, если он не умеет спать на земле, — такого быстро поглотят черные туманы. Соплеменникам полезен лишь тот, кто не боится зверя, гнуса, темноты и не теряет крепкого сна.

Ланны часто брали с собой Гала на охоту. Они были строгими учителями и не прощали ему ошибок и промахов. А теперь, после того, как он убил тигра, никто не посмеет смеяться над ним, они признают его равным себе. Он принесет им кулана, возьмет Риа