– Нет. – Кэдзоу прижался губами к ее промежности и сделал резкий вдох.

Эльдора взвизгнула от наслаждения и почувствовала, как бусины ожерелья одна за другой покидают ее атласный грот.

– Кэдзоу, не надо!.. Да, Кэдзи, да!

Замерев, он усмехнулся:

– Нравится, правда? Вот и хорошо. Вижу, ты уже устала, моя грудастая прелестница. Но я не позволю тебе уснуть, пока не закончу.

– Мы могли бы написать предсмертную записку от имени Грея, – в отчаянии предложила Эльдора. – Прошу тебя, Кэдзи, помоги мне, сделай это ради нас! Тогда мы получим все. Целое состояние станет нашим!

– Грей мой племянник. Сын моего брата. Я несу ответственность за него. Забудем все, что ты тут наговорила раз и навсегда.

– Но…

– Замолчи. Ты получишь все, чего заслуживаешь, ясно?

– В таком случае…

– Так ты поняла меня или нет? – Он усердно заработал ртом, вытаскивая жемчужины и рубины зубами.

– Все, чего я заслуживаю? – С каждым вынутым камнем Эльдора вздрагивала. – Все, Кэдзоу?

Он кивнул, вытаскивая еще одну бусину, вторую, третью…

– Кэдзи, я больше не могу!

Жемчужины и рубины выскакивали наружу. Это продолжалось бесконечно, руки и ноги Эльдоры дрожали, она с трудом сдерживала крик.

Наконец Кэдзоу улегся на бок и провел влажным ожерельем по животу и груди Эльдоры.

– Отдохни немного, мое сокровище. Самое лучшее я приберег напоследок.

Эльдора попыталась возразить, но передумала.

– Значит, ты не согласен?

– И никогда не соглашусь, – отрезал Кэдзи, наваливаясь на нее, чтобы одарить «самым лучшим». Закрыв глаза, он задвигался в размеренном ритме.

Ладно, подумала Эльдора, закидывая руки за голову, придется действовать в одиночку. Потом Кэдзи наверняка поблагодарит ее. А за помощью можно обратиться к другому человеку, который наверняка согласится стать ее сообщником, как только она объяснит, что выбора у него просто нет.

– Шутки кончены, Грей, – объявила Минерва, услышав, как за спиной ее отца захлопнулась дверь. – Ты поступил слишком жестоко. Выставил моего отца на посмешище.

– Дорогая, я не шутил, – возразил Грей, подхватив рукой волосы Минервы и зарываясь в них лицом. – Я затеял серьезную игру.

– Ты сделал вид, будто просишь моей руки. – Лицо Минервы раскраснелось. – Ты разыграл папу!

Напряжение нарастало.

– Я уже сделал тебе предложение, – напомнил Грей. – Или ты забыла? Я повторил его несколько раз.

Минерва высвободила волосы, но Грей поднес к губам ее руку.

– Ты выдвинул свои условия, Грей.

– А как же иначе? Ни одна солидная сделка не обходится без условий.

Грей легонько касался губами ее пальцев, целовал каждый кончик, каждый сустав, нежно дул на ладонь.

Минерва вздрогнула.

– Мы просто созданы друг для друга, – уверял Грей. – И должны быть вместе.

Минерва не стала напоминать о возмутительном условии, которое Грей выдвинул вчера вечером.

– Не понимаю, почему папа согласился на такое нелепое предложение. – А еще она не понимала, почему ее отец проводил их с Греем в бывшую библиотеку.

– Тебе вовсе незачем это понимать. – На лице Грея появилось какое-то загадочное выражение. – Деловые отношения – привилегия мужчин. Твоему отцу что-то понадобилось от меня, и он решил добиться своего любой ценой. Не забивай себе головку подобной чепухой. Оставь ее тем, кто разбирается в этом лучше.

Минерва решила, что Грей умышленно дразнит ее.

– Ты намеренно пытаешься досадить мне, и не без успеха. Но ты не увидишь, как я злюсь, – такого удовольствия я тебе не доставлю. Как ты посмел явиться сюда после того, что наговорил вчера вечером?

Грей нахмурился. Его взбалмошная невеста грозила разрушить тщательно продуманный план.

– Так вот, я требую, чтобы ты немедленно покинул наш дом…

В этот момент до них донесся лязг металла, она обернулась.

– Извини, Минерва, – произнес Фергюс из дальнего угла комнаты, где он только что опрокинул ведро. – Я убираю улики…

Разгорячившись, Минерва совсем забыла про Айону и Фергюса.

– Какие еще улики? – удивилась она.

– Свидетельства твоего поражения, – довольно объяснил Фергюс. – Ты совсем забыла про них.

– Где ты пропадала, Минерва? – вступила в разговор Айона. В слишком просторном шерстяном сиреневом платье с пышными юбками (еще одном наряде из сундуков миссис Арбакл) Айона выглядела особенно хрупкой. Цвет платья никак не сочетался с ее рыжими волосами и бледной веснушчатой кожей. Айона выжидательно подняла бровь.

Близнецы отличались неистребимым любопытством. Минерва знала, что они не отстанут от нее, пока не узнают, зачем родители позвали ее в будуар миссис Арбакл в такой ранний час.

– Мама и папа просто хотели поговорить со мной.

Близнецы разочарованно переглянулись.

Минерва решила взять инициативу в свои руки:

– Грей явился, чтобы…

– Доброе утро, – перебил Грей, обращаясь к близнецам. – Простите, если я помешал. То, что я увидел вчера, было достойно восхищения. Вот я и решил посмотреть, чем вы намерены заняться сегодня.

– Доброе утро, Грей, – жизнерадостно откликнулся Фергюс. – Очень рады видеть тебя. Правда, сегодня мы не собирались возиться с грязеупорным…

– Что бы я делала без тебя, Фергюс! – съязвила Минерва.

– Это практичный…

– Грей не интересуется подобными вещами, Айона, – перебила Минерва, потеряв терпение.

– Кстати, Грей, ты не знаешь, чем можно заменить парусину? – осведомился неугомонный Фергюс. – По-моему, опыта тебе не занимать…

– Пожалуй, я мог бы кое-что подсказать. Надо лишь посоветоваться со своими помощниками. Мы не только выращиваем сырье, но и перерабатываем его.

Еле сдерживаясь, чтобы не взорваться от ярости, Минерва замолчала. Еще недавно она считала, что в трудную минуту вправе рассчитывать на поддержку своих самых давних и преданных друзей – кузенов-близнецов. Но не тут-то было! В час испытаний Айона и Фергюс подвели ее. Фергюс вел себя так, словно был закадычным другом Грея, а Айона всячески поддерживала брата.

Сегодня Минерва планировала продолжить работу над грязеупорным подолом. Парусину следовало заменить другой непромокаемой тканью – естественно, не прибегая к помощи Грея Фэлконера. А пока Минерва собиралась испытать свое очередное изобретение – практичные подтяжки. Но в присутствии Грея об этом не могло быть и речи. Минерва слишком хорошо помнила вчерашний разговор и возмутительное требование Грея навсегда порвать с родителями.