— Ну, тогда… Тогда проедем на телевидение, к экстрасенсам. Ты же, наверное, уже видел, как они лихо расследуют дела? С духами по душам потолковали, и — вот вам, пожалуйста, готовый ответ… — невозмутимо произнес Гуров.

— Это ты серьезно, что ли? Прикалываешься?

— Конечно… Хотя была бы здесь шаманка Вера, — спору нет! — к ней бы мы обратились. Ну а к этим экстрасенсам «липовым» за чем-то идти — только время тратить. Ладно, понял, еду в «контору». Думаю, примерно через полчаса буду. Увидимся!

Отключив связь, Лев прибавил ходу. Вскоре он пересек МКАД и покатил по лабиринту столичных улиц. Неожиданно его телефон снова запиликал. Опера, расследовавшие аварию «Лексуса», сообщили, что ими только что были получены результаты экспертизы. По мнению экспертов, для воспламенения машины Давишина и в самом деле был использован пирогель, но только особого состава, который даже в малом объеме выдает адский жар под две тысячи градусов.

Прибыв в Главк, Гуров первым делом зашел в свой кабинет и увидел там Стаса, «зависающего» у своего компьютера. Обернувшись к нему, тот кисловато поморщился и, столь же кисло поздоровавшись, поинтересовался без всякого энтузиазма:

— Ну что у тебя?

— У меня? — иронично прищурился Гуров, — А тебя больше что интересует? То, что сегодня уже было, или то, что скоро будет?

— А у тебя сегодня что-то предполагается? — сразу же оживился Крячко.

— Как выразился Петро, суд инквизиции. Меня будут заслушивать на комиссии и попутно вешать мне на шею всевозможных собак, от мосек до сенбернаров. Так что не заскучаю… — Лев пренебрежительно отмахнулся.

— А ты не в курсе, кто будет в ее составе?

— Когда приду — увижу. Но, скорее всего, будут из службы собственной безопасности, из прокуратуры, Следственного комитета, возможно, из суда… Как говорится, война план покажет. У тебя-то что по Цеблентальскому? Был у него в Овражном?

— Был… — Изобразив гримасу скуки, Крячко потянулся. — Кстати, он с нынешней зимы проживал не на Яблоневой, девятнадцать, а на Северной, тридцать пять. Ну что сказать? Дроздов осмотрел усопшего и сделал заключение: умер он без посторонней помощи. Его больше озадачило не то, что он преставился, а то, как он вообще мог жить при полностью переродившейся печени, вдрызг истрепанном сердце и нерабочих почках. Так что нам там делать нечего. Это не наш случай… Ну а профессор-то что интересного поведал?

— Общая информация, ничего особо интересного. — Лев помолчал, как бы собираясь с мыслями, и продолжил: — Давишин с ним тоже особо не откровенничал. Единственное, что профессор знает о родне Давишина, — его вторая жена погибла в автокатастрофе, у него когда-то был брат, но его убили какие-то отморозки в момент ограбления. Один раз, будучи в гостях у Давишина, профессор столкнулся с Гурманидзе. Как ему показалось, Давишин Феликса побаивался. Вот, собственно, и все. Давай-ка поговорим вот о чем. Нам с тобой надо съездить в Иркутск и поискать концы там. А то, чую, здесь мы до морковкина заговенья будем искать и хрен что найдем. Но у тебя завтра предполагается операция по «раскрутке» Гурманидзе. Хотя, как можно предполагать вполне уверенно, Феликс к убийству вряд ли имеет отношение. Их с «Молчалиным» интересы не пересекались. Более того, Давишин был очень важен для криминала, даже уйдя со службы. Тут и его близость к осведомленным источникам информации, и связи, очень полезные для урок…

— Ну, вообще-то — да, в этом ты прав, — некоторое время подумав, согласился Станислав, — Предлагаешь от операции отказаться? Блин, столько сил ушло на ее подготовку! Ребята так старались… О! Кто-то звонит!

Он поднес сотовый к уху, выслушав звонившего, отчего-то удовлетворенно ухмыльнулся и, бросив в трубку: «Сейчас буду», повернулся к Гурову:

— Парни сообщили, что «король криминала», наш столичный «профессор Мориарти», только что пересек МКАД. Ну, все, я — на ДТП. Удачи тебе, Лева!

Вскинув руку в характерном жесте, именуемом «Рот фронт!», Крячко вышел из кабинета. В этот момент у Гурова сотовый пропиликал: «По тундре, по железной дороге…» Это был Константин Бородкин, он же — Амбар.

— Дык, это, Левваныч, — поздоровавшись, заговорил информатор, — узнавал я у мужиков насчет того генерала министерского. Народ без понятия — никто не уразумеет, кто и за что спалил Сыча. Этого Давнишина… Или как его там? Паханы, из тех, что в курсах, кто с им знался, Сычом его кликали. Но «мочить» его интереса ни у кого не было, нет! Мужики толкуют, что это кто-то из фраеров… То есть, Левваныч, из психов, что разбираются насчет «терок» в одиночку. Вроде бы Сыч ему подлянку когдай-то сотворил, а он с им за это расквитался…

Бородкин коснулся и вчерашнего происшествия на улице Лисянского:

— Леха-Дрозд толковал про какого-то полковника, что шмальнул припадочного, который людей «мочил» из ружья с балкона. Но, грят, что брательник этого припадочного — у его связи в ментовке крутяцкие, уже «заказал» полковника на то, чтобы того выгнали с работы, а то и посадили. А припадочный — он из «обиженных». Еще по малолетке срок мотал по грязной статье за бабу — изнасилил ее и ограбил. Дали ему семь лет, на зоне его «опустили», вышел он оттеда Ритуськой. Ну а чтобы про его забыли, женился и взял фамилию своей бабы. Но его все равно сразу распознали, хоть и стал он Тузом — Ритуськой был, Ритуськой и остался. Полковника мужики не хаяли, мол, такого шакала беспредельного всякий бы шмальнул — правильно и сделал…

Поблагодарив информатора за его сообщение и назвав ему кодовую фразу для пивбара «Балык», где тот мог от души выпить пива с рыбой, Лев немедленно созвонился с информотделом. Жаворонкову он поручил немедленно собрать всю информацию по Тузу Аркадию Феофановичу. С ходу поняв подоплеку этого задания, майор пообещал максимум минут через десять сбросить информацию на компьютер Гурова. И действительно, минут через семь-восемь на его почту пришел файл, содержавший в себе немало интересного. Как оказалось, настоящая фамилия Туза — Чунюрин. Родом он с Брянщины. Его дед в годы Великой Отечественной служил у немцев полицаем, участвовал в карательных акциях фашистов, в казнях партизан и мирного населения. Сразу после освобождения Брянской области полицай был задержан вместе с подразделением вермахта, сдавшимся в плен, и решением трибунала приговорен к расстрелу. Семья Чунюриных, опасаясь мести односельчан, над которыми ее глава всячески глумился и измывался в долгие месяцы оккупации, сбежала из села во время наступления советских войск. После нескольких переездов, цель которых была одна — замести следы, Чунюрины осели в Подмосковье.

Но, надо думать, черная карма этой семьи с ней осталась навсегда. Сын полицая Феофан, окончив советскую школу, учиться дальше и работать не захотел. Он связался с шайкой квартирных воров и несколько лет промышлял кражами и грабежами. Попавшись на очередном налете, сел на пятнадцать лет. Уже на пятом десятке, выйдя на свободу и женившись, Феофан «завязал» с явным криминалом, но, устроившись на лесобазу, продолжал подворовывать, беспробудно пьянствуя и лупцуя свою жену, родившую ему сыновей, Аркадия и Арсения.