и правительства.

— Голубчик, а кто вам такую глупость про газеты сказал? — прошипел я, сдерживая желание дать Федышину в ухо.

Неожиданно мне на помощь пришел Трофим. Мой слуга попросту, по-деревенски, дал увесистую затрещину фотографу, отчего у того голова мотнулась в одну сторону, а потом и вторую.

— Не бейте! Роман Владиславович мне сказал.

Уши у меня тут же встали торчком.

А кто такой Роман Владиславович? Видимо, наследник престола должен знать, кто он такой, но я-то не помню. Отчество фотограф назвал интересно, с ударением на второй слог. Роман Влади́славович, хотя положено бы говорить Владисла́вович. Это фотограф так произносит или Влади́славович так приучил? Поляк, что ли?

— А полностью? — с нажимом произнес я, изображая следователя, который знает, кого имеет в виду подследственный, но желает, чтобы тот сам назвал его фамилию и должность, а также все адреса, пароли и явки.

— А полностью князь Роман Владислав Станислав Анджей Сангушко, управляющий кабинетом его величества, — зачастил фотограф.

Голова заработала как компьютер.

Сангушко, да еще и князь… Фамилия польская. Ежели польский князь, так ещё и древняя. А кто из шляхтичей не древнего рода?

Слышал я эту фамилию, вот только где и когда?

А, вспомнил — был какой-то Сангушко, что воевал в армии Наполеона против нас во время войны 1812 года. Предатель, как ни крути, но Александр Первый его простил. Император тогда всех ляхов простил, что его предали. А этому Сангушко, потомку того, что к французам переметнулся, для чего знать, двойник на престоле или нет? Из любопытства? Или нечто другое?

Сангушко, управляющий кабинетом его величества. Кабинет-кабинет, какой кабинет? Чем должна заниматься контора? Наверное управляет имуществом государя. Всеми царскими фабриками-заводами, газетами и пароходами.

Вот только откуда управляющему знать, что вместо цесаревича двойник? Не думаю, что сам Николай Александрович рассказал. А даже если и он, к чему этот цирк?

— Значит, дражайший Федышин (намеренно пропустил я слово господин) подходит это к вам князь Сангушко, и говорит — ступай, мол, друг Федышин да и проверь, а не двойник ли будущий император? А если я у самого князя спрошу, он подтвердит?

— Не сообщайте, ваше высочество, — побледнел фотограф. — Князь Сангушко мне денег посулил, четыре тышшы, но велел никому о том больше не болтать, а не то мол, плохо закончу. Да мне и самому любопытно было — двойник или нет? Простите меня, ваше высочество. Дурак я, на деньги позарился. Думал — задам-ка пару вопросов, а вдруг и на самом деле двойник?

Неужто и правда такой кретин?

— А чего же поумнее-то вопросов не придумал? — поинтересовался я.

— Да я, ведь, вообще не подумал. Решил, что если вы не наследник, так сразу и пойму. А коли наследник, так извинюсь, да и все дела.

А ведь прав, сволочь. За любопытство нынче в тюрьму не сажают, а жаль. И времена нынче другие. И что я смогу сделать? А ничего. Да и не стану делать. Фотографу-то можно ещё спасибо сказать за его дурость. Подкинул он мне информацию к размышлению. С кем бы мне ею поделиться? С Кутеповым? Нет, подожду пока. Если император сказал, что верить пока Александру Павловичу нельзя, подожду до тех пор, пока не пойму, что генерал надёжен. А если выяснится иное, то лучше информацию оставить пока при себе. Выбора-то у меня нет — надо обрастать надежными людьми, вот только где их сейчас найти?

— С вами все ясно, Федышин, — хмыкнул я. — Идите к своему Сангушке, скажите — мол, наследник ведёт себя странно. Совсем на себя в поведении не похож.

— Александр Борисович, да что вы такое говорите? — изумился Трофим.

Я лишь взглянул на слугу, а затем повернулся к выпучившему глаза фотографу и тут же продолжил.

— Скажешь, что понаблюдать нужно.

— Так раскроют же меня тут же, ваше высочество, — тут же запричитал фотограф.

— Вы, Федышкин, сами того не ведая, в такую игру влезли, что нужно думать, как бы в живых остаться. Это вам не мои угрозы с высылкой. Сангушко страшный человек. Вы даже не представляете насколько, — я понизил голос до шёпота.

— Но как же?… Он же при дворе…

— А врагов близко держать надо, — тут же перебил я. — Так близко, чтобы все помыслы, на виду.

— Так что же мне теперь делать?.. — захныкал фотограф.

— К Кутепову с чистосердечным, — предложил я первый вариант, — или к Сангушко, на верную смерть, — я выдержал паузу, следя за медленно бледнеющим фотографом. — А можете… Сколько вам пообещали за разоблачение?

— Ваше высочество, что же мне делать теперь? — прохныкал фотограф.

— Сколько?! — рыкнул я.

— Четыре тысячи, но не даст он их. Вы ведь настоящий… — едва не заорал Федышин. — Четыре тысячи, ежели вы не настоящий, а просто за услугу, за вопрос — так только двести рублей.

— Вот значит постараться тебе нужно, Федышин. Чтобы и четыре тысячи получить, и в живых остаться, а ещё… — я снова понизил голос до шёпота и слегка наклонился к фотографу.

Мужчина тоже наклонился ко мне.

— Внимательно следить, как Сангушко отреагирует, слушать, что будет говорить и запоминать. А ещё, проследить, к кому побежит делиться этой новостью. Твоя будущая судьба только от этого теперь зависит.

Я оправил лацканы его пиджака, о которые до этого вытирал руки.

— Царь-то, ненастоящий, — сделав злобный взгляд, рыкнул я. — Я вам покажу Гайдая… А ну, брысь! Трофим, проследи за ним, и наподдай хорошенько, чтобы хорошо усвоил.

Эх, как жаль, что не в эту эпоху снят фильм про Ивана Васильевича, меняющего профессию. Надо обязательно озаботиться. Здесь конечно нужен гениальный режиссер и гениальные актеры. А молод ещё Гайдай, наверняка даже школу не закончил, а артисты, кроме Пуговкина и Яковлева, ещё и не родились.

Трофим, не слушая дальнейших причитаний Федышина, последовал моему указанию и потащил фотографа на выход.

В кабинете заверещал телефон внутренней связи. Пришлось идти, снимать трубку.

— Ваше высочество, — услышал я голос Кутепова. — Спуститесь вниз, к государю.

В комнате, где лежал император, было всё то же самое, кроме самого Николая Александровича — он полусидел на груде подушек и производил впечатление не умирающего, а просто больного, но начавшего выздоравливать человека. Император покуривал папироску, стряхивая пепел в пепельницу, где уже лежало штук пять окурков.

В голове сразу же мелькнуло — а может, все обойдется, и мне не придется играть царя?

— Не радуйтесь, — усмехнулся монарх, словно подслушав мои мысли. — Врачи сказали — улучшение временное, не дольше недели, потом наступит рецидив. Маги пообещали, что растянут улучшение на две недели, но не дольше. Докладывайте, что у вас стряслось.

Я