Старик упрямо вскидывает подбородок, с надеждой уставившись на окно соседнего дома, в котором мелькает стройный женский силуэт, и решительно делает шаг вперед. Чтобы дойти, переупрямить судьбу, обнять в последний раз дорогого ему человека. Но на самом деле – лишь для того, чтобы замереть на месте, вздрогнуть всем телом и судорожно хватануть ставший внезапно холодным воздух. А потом увидеть меня, испуганно охнуть и с искаженным лицом упасть на мокрую мостовую, беззвучно шепча про себя самое дорогое, что только было в его долгой, но не слишком счастливой жизни:

– Виола… доченька…

…И снова ночь. Лес. Пустая дорога, где на одном из поворотов стоит разграбленный обоз. Три тяжело груженных телеги, небрежно опрокинутых на бок. Раскиданные горшки. Разорванные ткани. Разлившееся по земле дорогое масло для благовоний. Кровь на песке. Четыре распростертых тела в простой крестьянской одежде: одно – в кожаном нагруднике и все еще не успевшее выпустить из похолодевшей кисти обломанный у основания клинок; какой-то дед, насмерть забитый плетьми; мальчонка, едва вошедший в пору взросления, лежащий подле него с распоротым животом; и молодая женщина в нарядном сарафане – распятая на кольях ради чьей-то забавы, с высоко задранным подолом, обрезанной под корень роскошной косой… и такая же неподвижная, как брат, сын и дед, не сумевшие защитить ее от чужаков.

Они давно покинули дорогу – эти люди с прожженными душами демонов Подземелья. Давно насытились, наигрались. Забрали из обоза все мало-мальски ценное и убили всех, кто мог бы опознать их и отомстить. Да только не заметили в радостной безнаказанности, что последнее, пятое тело, принадлежащее крепкому мужчине средних лет, все еще дышит. Все еще незаметно подрагивает от боли. Несмотря на разбитую голову, жестоко переломанные ноги и щедрую россыпь алых брызг, усеявших траву вокруг разграбленной поляны.

– Аллар… – медленно шепчут его разбитые губы. – За что, Светоносный?! Чем я провинился перед тобой?!

Я безмолвно прохожу мимо, стараясь не видеть искаженных смертью лиц, и по очереди наклоняюсь к мертвым, забирая у них оставшийся невостребованным Дар. Прекрасно слыша за спиной невнятное бормотание выжившего, но при этом точно зная, что его срок еще не пришел…

– …Ты, тварь! – мгновением позже обжигает мой слух чей-то ненавидящий голос, и предыдущая картинка меняется на глухую подворотню, в которой возится толпа неумытых подростков, жестоко избивающая ногами какого-то бедолагу. – Сопротивляешься, сволочь?!

– Помогите! – сдавленно раздается откуда-то снизу мальчишеский голос, но тут же захлебывается нехорошим хрипом. – Не надо… хватит!

– Это наша территория, крысеныш! Ясно тебе?! Не смей сюда совать свою грязную морду!

– Помо… ги… те… – слабый голос сходит совсем на нет, когда под особенно сильным ударом детская грудина с отвратительным хрустом проламывается внутрь. – Не на… до…

– Все! – вдруг кричит кто-то из мучителей. – Бежим, пока стража не нагрянула!

– Патруль! – вместо ответа свистит кто-то с соседней крыши, и толпа малолетних подонков молниеносно рассыпается, оставляя на грязном снегу худое, скорчившееся, слабо вздрагивающее тело с остановившимся взглядом, медленно сочащейся струйкой крови из уголка рта и уже безнадежно отлетающим дыханием, в котором так и слышится невысказанный вопрос: за что?!

Я с тихим вздохом спускаюсь, касаюсь ладонью окровавленных губ и, прикрыв мальчишке тяжелеющие веки, привычно забираю крохотный комочек отлетающей души.

Аллар, как я от этого устал…

Мой путь долог. Очень долог и так далек, что ни одному смертному не под силу его осмыслить. Века… тысячелетия… многие и многие дни и ночи, когда я раз за разом прихожу в человеческие города в поисках указанных жизней. Я уже не помню, сколько времени провел среди них. Не помню лиц тех, у кого когда-то забирал искру. Не помню голосов, одежд, жестов… слишком много прошло времени с тех пор, как Светоносный выбрал меня для этой трудной работы.

Я знаю, ОН не умеет ошибаться. И раз указал именно на меня, значит, считает, что у меня хватит воли исполнить Его повеление. Хотя иногда начинает казаться, что тот же Сияющий справился бы с этим делом лучше. Он не такой впечатлительный. И не такой… слабый?

Да. Возможно, я действительно слаб для столь серьезной миссии – забирать у смертных души совсем не так просто, как кажется. Каждый раз видеть их мертвые глаза… слышать пустые голоса… видеть застывшую кровь на полу, чувствовать ее солоноватый запах… изучать из тени бледные восковые лица и рассматривать морщины, которые у меня самого никогда не появятся… знать, что их время пришло, но не иметь возможности вмешаться… даже когда для этого есть все условия…

Не знаю. Наверное, я просто устал от всего этого. Наверное, слишком много видел чужих смертей. Много крови. Боли. Страданий, горя, мучительного одиночества и бесконечного отчаяния в чужих глазах, которое появляется почти всякий раз, когда мне приходится появляться в свете. Ибо мое появление всегда означает чью-то смерть. Мой приход всегда ознаменован печалью. Я – Карающий. Несущий смерть, избавление и прощение. Всего лишь проводник. Вестник чужой воли. Пожалуй, единственный из всех, кого откровенно не рады видеть.

Каждый раз, когда моя тень появляется у чужого изголовья, я слышу только плач и бесполезные молитвы. Иногда – проклятия. Чаще – сдавленные рыдания. И очень редко… практически никогда… слабые облегченные улыбки. Которые, видимо, появляются на лицах лишь тех, кому смертная жизнь в тягость еще больше, чем мне – моя нелегкая работа.

– Аллар Всемогущий…

– За что, Светоносный?..

– Почему?..

– Чем мы виноваты перед тобой?..

– Зачем ты забираешь его к себе так рано?..

Да. Это правда: я действительно почти не помню голосов. Но за столько веков постоянного метания по миру почти каждый раз мне приходится слышать именно эти слова. Почти в одних и тех же интонациях. Безрадостные. Горькие. Обреченные. Те самые слова и вопросы, которые порой мне хочется задать самому.

Аллар…

Всемогущий…

Милосердный…

Когда же это, наконец, закончится?!

Последняя душа за это схождение – как подарок для моего уставшего разума. Вот уж действительно – последняя, а потом – отдых, отдых, отдых… совсем немного спокойного бытия, за которым снова последует воля Светлейшего и возникнет потребность забрать кого-то еще. Но это будет после. После того, как я начну забывать сегодняшние лица, а затем навсегда сотру из памяти очередную порцию обреченных голосов и окаменевших взглядов.

Конечно, я знаю, что Аллар принимает именно эти души с какой-то определенной целью. Знаю, что именно для них уготована какая-то иная судьба. Вероятно, лучшая доля, нежели та, которую они успели заслужить, будучи живыми. Я знаю… и я все последние годы надеялся, что это действительно так. Только вера поддерживала меня во время очередного схождения. И только она давала мне силы продолжать свое трудное дело.