И вот еще одно обстоятельство, в качестве вишенки на торте – единственный в сегодняшней смене вскрывающий санитар упал на лестнице и травмировал руку. Вскрытие вам придется делать самому, от начала до конца.

Велик соблазн исследовать только сердце, желчный пузырь и предстательную железу? Еще как велик! А после того как врач найдет в сердечной мышце свежий инфарктный участок, соблазн может из великого превратиться в непреодолимый. Ну все же ясно – вот вам крупноочаговый инфаркт! А вот камни в желчном пузыре и гипертрофированная[9] предстательная железа. Зачем исследовать головной мозг? Это же напрасная потеря супердефицитного времени!

Врач не вскрывает черепную коробку, но протокол вскрытия заполняет, как положено. Объем и массу головного мозга пишет «от балды», точно так же, как и все прочее. Санитар, готовящий тело к выдаче, помалкивает и радуется, ведь ему не придется возиться с головой. Родственники увозят тело и хоронят его.

Дело закончено?

Подождите ставить точку, все только начинается.

Спустя неделю после похорон, младшая дочь умершего обращается в полицию. Она заявляет, что ее старшая сестра убила их отца, когда тот находился в больнице на лечении. Неизвестно как, но убила, потому что отец собирался завещать свои сбережения, квартиру, дачу и машину младшей дочери и даже собирался пригласить нотариуса в больницу, настолько вот спешил. Но старшая дочь успела этому помешать… Прошу разобраться.

Я этот случай не придумал, только немного изменил детали. Но в целом все так и было на самом деле. В Москве, около 20 лет назад.

В общем, младшая дочь добилась эксгумации тела. Повторное вскрытие проводилось судебно-медицинским экспертом. В головном мозге покойника была обнаружена колотая рана, нанесенная толстой иглой. Глубина раны составляла 10 см и это при том, что ширина головного мозга взрослого человека в поперечном сечении в среднем составляет 14 см. Игла была введена через наружный слуховой проход. Резкий и сильный удар пробил кость. У стариков кости хрупкие, потому что в них содержится мало кальция. Впоследствии было установлено, что убила не сестра, а ее муж, но это для нас неважно. Важно то, что в протоколе патологоанатомического вскрытия об этой ране ничего не было сказано и вообще череп покойника впервые был вскрыт судебно-медицинским экспертом.

Поставьте себя на место патологоанатома, который сэкономил немного времени на вскрытии черепной коробки и исследовании головного мозга. Вас вызывает следователь и говорит:

– Расскажите, почему вы согласились помочь скрыть убийство и дали неверное заключение о смерти гражданина Н*?

Вы в ужасе пытаетесь объяснить, что об убийстве ничего не знали, просто хотели сэкономить время, потому что у вас в тот день было много дел. А следователь гнет свое:

– Не пытайтесь уйти от ответственности, рассказывайте правду! Вы – соучастник убийц!

Следователя можно понять. Очень уж интересное получается совпадение – врач не исследует головной мозг, в котором есть смертельное ранение. Это же неспроста!

А теперь попробуйте представить, что убийца и его жена решат оговорить врача. Просто так, из вредности, чтобы сидеть втроем на скамье подсудимых. Заявят, что попросили не уделять внимание голове покойника и заплатили за это кругленькую сумму… Сэкономленный час обойдется врачу в несколько лет лишения свободы.

Судимость врач все же получил. Его осудили за халатность, которая повлекла за собой нарушение охраняемых законом интересов общества или государства. Проще говоря, халатность, проявленная во время вскрытия, не позволила своевременно обнаружить убийство. Наказанием был крупный штраф.

Схожим образом пострадала за свою халатность моя однокурсница, работавшая участковым терапевтом в одной из московских поликлиник. Участковые терапевты констатируют смерть пациентов, умерших на дому в часы работы поликлиник (в другое время констатацию осуществляют сотрудники скорой помощи). Мою однокурсницу вызвали для констатации смерти восьмидесятилетней женщины. Пациентка, имевшая целый букет заболеваний, начиная с сахарного диабета и заканчивая ишемической болезнью сердца, была ей хорошо знакома. Поэтому однокурсница не стала расспрашивать невестку пациентки об обстоятельствах смерти и не осмотрела тело умершей, что обязана была сделать. Глянула на лежавшую в кровати старушку, укрытую одеялом до подбородка, и законстатировала смерть. А на шее у покойницы были следы от удушения брючным ремнем. Убийство совершила невестка, которой надоело ухаживать за тяжелобольной свекровью. Задушила, запихнула покойнице обратно в рот вывалившийся язык, подвязала челюсть платочком, уложила труп ровно, накрыла одеялом и позвонила в поликлинику… Мою однокурсницу тоже осудили за халатность, а поначалу сочли соучастницей.

Короче говоря, халатность всегда обходится врачу дорого вне зависимости от того, проявлена она по отношению к живым или к мертвым.

Если вы ждете каких-то сенсационных откровений, то вынужден вас разочаровать – ничего сенсационного вы не узнаете. Разве что сможете заглянуть за кулисы нашей работы. Уж если начал писать о работе патологоанатома, то должен написать обо всем.

Это была прелюдия, теперь переходим к делу.

Патологоанатом – это эксперт, который выносит окончательный вердикт в случае смерти пациента. Посмертный диагноз – это истина в конечной инстанции, главное, основное и неопровержимое врачебное заключение. Иначе и быть не может, ведь патологоанатом имеет возможность полного и всестороннего исследования тела умершего человека. То, что укрылось от лечащего врача при жизни, не может укрыться от меня. При условии, что я добросовестно выполню свою работу.

Статус эксперта ко многому обязывает. Я, как и любой из моих коллег, сознаю ответственность, которая на меня возложена. Я же не просто выношу заключение, я сотрудничаю с моими коллегами, которые лечат людей, я указываю им на те ошибки, которые они допустили в ходе лечения, или же подтверждаю, что они все сделали правильно. Смысл моей работы не в том, чтобы просто дать оценку действиям лечащих врачей, а в том, чтобы способствовать повышению качества их работы. Если прижизненный и посмертный диагнозы совпадают, то у лечащего врача в копилке опыта появляется еще один правильный алгоритм. Я сделал то-то и то-то, и это привело к постановке верного диагноза. Если я указываю на ошибочность диагноза, то лечащему врачу приходится изменять свой алгоритм. Патологоанатом подтверждает качество лечебного процесса или же способствует улучшению его качества. Если патологоанатом дает неверное заключение (тем более – сознательно!), то он не просто совершает должностной проступок, а ухудшает качество лечебного процесса в своей больнице. Лечащий врач допустил ошибку, а патологоанатом ее скрыл. Что будет дальше? Дальше будет еще одна ошибка, а за ней другая… При разборе ошибок на конференциях учится правильно работать не только тот, кто ее допустил, но и все присутствующие. А если напечатать статью, то ее прочтут десятки тысяч врачей и каждый намотает себе на ус, как нужно было действовать в подобных случаях.