– Академик Сахаров, – повторил он со вкусом. – Ну да, как же, диссидент, противник советской власти, подвергнут репрессиям…

– А что не так?

Он сказал хитрым голосом:

– Академик Сахаров известен как отец водородной бомбы и ярый враг США, а затем как неожиданно осознавший нечто и вставший на сторону США… А как вам его идея, основанная на его точных и скрупулезных расчетах, что нужно заложить на морском дне вдоль побережья Соединенных Штатов ряд атомных зарядов и предъявить США ультиматум типа, если хоть раз гавкнут на нашу страну или посмотрят косо, то рванем! И тогда мощная океанская волна высотой в километр смоет все в Штатах в океан на ту сторону их континента, оставив сухими только пики трех-пяти гор!

Она пробормотала в ужасе:

– Не знала…

Он хмыкнул.

– Да загляните в Вики или в другие открытые источники в инете! И подумайте, мог ли он всю жизнь работать на то, чтобы стереть Штаты с лица земли, а потом вдруг резко переменить взгляды?.. Не-е-ет, это, я уже говорил, с началом подготовки к роспуску Советского Союза во весь рост встала проблема спасения ценных кадров. Лучших из лучших партия всегда привлекала в свои ряды, потому коммунисты должны быть выведены из-под удара, чтобы при роспуске СССР не случилось, как я уже сказал, венгерского варианта, когда коммунистов убивали всех подряд где выстрелами, а где топорами, молотами, вилами, выбрасывали из окон…

Ингрид шумно вздохнула.

– Если так делали в Венгрии, то можно представить себе, что творилось бы в России!

Он кивнул.

– Вот-вот. Нужно было продумать так, чтобы по всей огромной стране суметь спустить пар, не допуская до взрывов!.. Малейший неверный шаг, даже крохотный шажок, и рвануло бы так, что от России осталось бы не больше, чем от Скифии. Потому академик Сахаров выступил с запланированным осуждением политики СССР и был подвергнут демонстративным репрессиям: выслан на свою правительственную дачу, где и продолжал работу, получая помимо всего прочего свои шестьсот рублей за звание академика, а зарплата инженера тогда равнялась ста двадцати рублям. Эти академические шестьсот рублей нельзя было отнять ни при каких обстоятельствах, и даже в тюрьме Сахаров бы получал их… Но, конечно, какая тюрьма, когда он продолжал пользоваться как Кремлевской больницей, так и всеми привилегиями, которые тогда были доступны только членам ЦК КПСС?

– Не знала, – прошептала она убито.

– Точно так же, – сказал он, – были выведены из-под возможного удара и другие значимые фигуры, как в науке, так и в политике, экономике и даже искусстве. На последнем этапе операции, как я уже сказал, на должность генерального секретаря ЦК КПСС решено было выдвинуть самого молодого, самого неавторитетного, кем не жалко пожертвовать.

Я уточнил:

– Тогда всем членам Политбюро было далеко за семьдесят?

– Точно, – сказал он, – а Горбачеву всего пятьдесят с чем-то. Кажется, пятьдесят три! Он представлял не какой-либо значимый регион, а простое сельскохозяйственное Ставрополье, за что его и называли «овечьим королем» высокомерные руководители регионов, где развивалось тяжелое машиностроение, строились атомные ледоколы и могучие крейсеры, самолеты, как военные, так гражданские, а также космическая отрасль…

Ингрид пробормотала нехотя:

– Я была совсем маленькой, но потом спрашивала у отца, почему поставили главой СССР такого ничего не значащего человека, даже ничтожнейшего…

Стельмах спросил с интересом:

– И что ответил?

– Вздохнул и развел руками.

Он сказал, морщась, как от застарелой зубной боли:

– Сейчас стараются не вспоминать тот позор, который был виден всем, но даже Запад смолчал в интересах дела, так как это были первые выборы в СССР президента страны!.. А по стране был горький смех, пошли анекдоты. Суть в том, что на первых выборах президента… демократических выборах!.. предлагалась только одна кандидатура!.. Горбачев. Ни одного другого кандидата. Даже самого провального. Потому что понимали, даже если поймать бродячего пса и выдвинуть его в президенты, то вся страна проголосует за него, а не за Горбачева.

– Стыдно, – пробормотала Ингрид.

– Это было стыдно нам, но не Западу, – сказал он. – Как там говорят: да, это сукин сын, но это наш сукин сын. И вот прошли выборы без выборов, когда президента выбирали из одного человека!.. Нигде в мире не было такой комедии, но Запад молчал, так как Горбачев рушил Россию и коммунистический строй, а это и было для Запада и США главным. И потом, несмотря на его полнейшее ничтожество, его приняли в западном мире как героя, ему надавали премий, грантов, пачки денег и все-все, что полагается в таких случаях в стране капитализма, где материальные блага выше всего на свете, плюс даже Нобелевскую премию!

Мы молчали, ошарашенные не сколько новостью, многое уже знаем, но когда вот так концентрированно, это по мозгам бьет.

– Все верно, – проговорил я. – Нужно было поставить на высший пост человека, которого не жалко. Пусть в него бросают камни, плюют и проклинают. А с его ай-кью, что меньше размера его ботинка, и не понять даже, зачем его выдвинули.

Стельмах уже давно вертел в руках пустую чашку, наконец со вздохом опустил ее на столешницу.

– Все, нужно идти работать. Человек живет до тех пор, пока трудится. И вообще он только тогда человек. Отдыхать любое животное может.

Мы с Ингрид поднялись, когда он встал, я не выдержал, поинтересовался:

– А почему не обнародовать правду? Пусть люди знают, что это была не победа США, а наше собственное решение.

Он поморщился.

– В наших руководителях все еще сидит заскорузлый советский альтруизм. Даже сейчас. Как и тогда, выслушивая оскорбления, что все республики кормят и поят Россию, наши деликатно и себе во вред помалкивали, чтобы не обидеть правдой. Так и сейчас все еще относятся слишком по-отечески к тем, кто продолжает бросаться грязью. Дескать, малые еще, неразумные, что они понимают, потом им же стыдно будет, а мы великая нация, стерпим.

– Дурость, – сказала Ингрид воспламененно.

Он грустно улыбнулся.

– Они в самом деле малые и неразумные. Практически ни одной республики не существовало раньше. Сперва это были территории Российской империи, потом вошли в состав Советского Союза. И лишь когда в КГБ было принято решение выйти из Советского Союза, эти дотационные земли получили самостоятельность. Но чтобы ею научиться пользоваться, недостаточно даже десятка лет… Пока что у них у всех синдром детства, когда родители им всегда должны! И вообще весь мир должен помогать.

Ингрид сказала сердито:

– Это не снимает с них ответственности!

Он кивнул и пошел с веранды в дом. Мы наблюдали через окно, как он там пошел на второй этаж, хватаясь за перила и помогая себе подниматься по ступенькам, но все же двигается достаточно быстро, есть еще порох в пороховницах.