– Подаст в суд на меня, дорогая. Вы были образцом журналистского профессионализма. Это я и только я выдвинула против него голословные обвинения в преступлении, порочащие его честь.

Мисс Коудл была явно не в восторге, но ничего не сказала.

– Я понимаю, что в вашей работе никогда не стоит выбивать людей из колеи до такой степени, чтобы они закрывали ставни и переставали с тобой говорить, – продолжила леди Хардкасл. – Да, я понимаю, что вам нужно пускать в ход льстивые речи и шарм, дабы заставить их потерять бдительность и открыть вам то, что при иных обстоятельствах они предпочли бы скрыть. Но мой собственный опыт – опыт обширный и неприятный – говорит о том, что убийцы не очень-то падки на лесть. И иногда результат можно получить, только разворошив осиное гнездо с помощью хорошей толстой палки, дабы посмотреть, что произойдет.

– А произойдет то, что разозленные осы вас искусают.

– Возможно, дорогая, но такой риск неизбежен. Тут есть и положительная сторона – во всяком случае, с нашей точки зрения, и она состоит в том, что, если людей как следует разозлить, они начинают допускать ошибки. Когда выбиваешь преступника из колеи, особенно если речь идет о таком человеке, как Крейн, он может впасть в панику и попытаться замести следы. Тогда-то и удается его подловить.

– О таком человеке, как Крейн?

– Да, о таком человеке, как Крейн. Ему нравится изображать из себя этакого капитана индустрии или хотя бы коммерции, но на самом деле он всего лишь нудный и докучный человечек, одержимый кофе. Он только и способен, что суетиться и пускать пыль в глаза, и вероятность того, что он доставит кому-то из нас неприятности, так же мала, как вероятность того, что он сможет, махая руками, перелететь в Южную Америку, дабы лично проинспектировать свои драгоценные кофейные плантации.

Мисс Коудл немного успокоилась и ответила не сразу.

– Вынуждена признаться, – сказала она наконец, – что, быть может, вы и правы. Я тут проделала кое-какую изыскательскую работу, и оказалось, что ваши подвиги в качестве тайного агента Его величества не такая уж тайна – это дело вовсе не так шито-крыто, как пытались представить его вы. Во всяком случае, говоря с другими людьми, вы не так скрытничали, как, беседуя со мной. Я признаю, что вы куда лучше меня разбираетесь в особенностях поведения тех, кто склонен преступать закон, и оценка, которую вы дали мистеру Крейну, также весьма точна – он и в самом деле нудный и докучный человечек. Но, если вы собираетесь выкидывать подобные фортели и впредь, то, пожалуйста, предупреждайте меня заранее.

– Вы правы, дорогая, – бодро сказала леди Хардкасл. – Не желаете ли с нами отобедать?

– Думаю, это самое малое из того, что вы должны мне, – ответствовала мисс Коудл. – Пошли. Я знаю подходящий ресторан. И надеюсь, вы прихватили с собой кучу денег.

* * *

Оказалось, что для обеда мисс Коудл выбрала тот самый гостиничный ресторан, который порекомендовала нам леди Фарли-Страуд, когда мы только что переехали в западную часть страны. Метрдотель, старательно делая вид, будто помнит леди Хардкасл лучше, чем помнил ее на самом деле, проводил нас к столику, стоящему у большого окна, из которого можно было видеть городскую суету.

– Скажите мне, мисс Коудл, – начала леди Хардкасл, когда мы все уселись, – как вы стали частью темного мира журналистики?

Мисс Коудл холодно посмотрела на нее, словно пытаясь решить, стоит ли вступать в беседу о таких сугубо личных материях с особой, которая не очень-то ей знакома.

– В моей семье я младшая из четырех детей и единственная дочь. Вы знаете, как это бывает – старший сын наследует семейное состояние, средний идет в армию, младший подвизается в церкви, а, если на шее у вас есть еще и дочери, то таковых следует как можно скорее сбыть с рук, выдав их замуж, притом желательно за чьих-то старших сыновей, чтобы не надо было их содержать.

– А вам такая перспектива была не по вкусу?

– Вообще-то нет. И я предложила моим родителям сделку – если я смогу заработать себе на жизнь, они перестанут приставать ко мне с требованиями выскочить замуж за первого же попавшегося бесхарактерного великосветского болвана и предоставят мне самой определять, как я буду жить.

– И какова же была их реакция?

– Отец рассмеялся мне в лицо, а матушка принялась лить непритворные слезы, оплакивая свою пропащую дочь. И я высказала им все, что я о них думала, и отправилась в Бристоль, чтобы попытать счастья.

– Молодец, – одобрила леди Хардкасл. – Но почему именно газета?

– Я работала официанткой – кстати, это было как раз здесь – и жила на съемной квартире вместе с секретаршей «Бристольских известий». Как-то раз она рассказала мне, что они ищут человека для освещения жизни света. Кого-то, говорящего на том же языке, знающего нескольких нужных людей и понимающего, какую обувь следует надеть, если ты берешь интервью у герцогини. Короче говоря – как мне ни жаль, сейчас не время вдаваться в детали – эта работа досталась мне.

– А как к этому отнеслись ваши родители?

– Они сгорают со стыда. Правда, надо признаться, что мои братья тоже дали им немало поводов для разочарования. Мой брат номер один – легковерный пьяница, который ухитрился потерять кучу денег, сделав невероятно глупые капиталовложения. Брат номер два был изгнан из армии после битвы за Спион-Коп[32] «по причинам, о которых мы не говорим» и сейчас работает заместителем управляющего в каком-то отчаянно скучном банке. Брата номер три услали миссионером в Бирму после того, как стало известно, что он завел интрижку с женой главы приходского совета. Поговаривали также, что он присваивал деньги с блюда для пожертвований, но это доказать не смогли. Можно было бы предположить, что наши родители могли бы порадоваться, что моя собственная жизнь не омрачена тенью скандалов, но, похоже ничто так не позорит приличную семью, как наличие в ней незамужней двадцатисемилетней дочери, которая зарабатывает на жизнь своим трудом.

– Однако на своем поприще вы, судя по всему, добились немалых успехов, – заметила леди Хардкасл. – Как там говорится? «Доброе житье – это лучшая месть». В конце концов, в прошлом году вы проделали великолепную работу, рассказав в вашей газете о нашей фильме и тех неприятных событиях, которые сопутствовали ее выходу на экран. Нельзя сказать, что вы застряли на колонке светской хроники и не пишете ни о чем другом.

– Это верно. Всякий раз, когда появляется такая возможность, я стараюсь заниматься чем-то более важным, чем новости светской жизни. Мне не раз указывали на то, что кинематограф и представления в мюзик-холле – это такие же пустяки, как жизнь, матримониальные дела и шашни поместного дворянства, но я убеждена, что это куда более занимательные темы, представляющие интерес для гораздо большего количества людей. А если я смогу рассказать о том, как арестовали и судили настоящего убийцу Брукфилда, им просто придется обратить на меня внимание.