минимумому — только чтобы принимать заказы.

— И прекрасно, — вставил Пшежиковский. — Терпеть не могу, когда машина умнее меня.

— Программок здесь, конечно, нет, поскольку посетители рады уже тому, что в ресторане вообще играет оркестр, и не вдаются в подробности относительно того, что им предстоит услышать, — продолжил Ивашов. — К тому же, большинство вообще не разбирается в музыке, по крайней мере, в классической. Так что не удивительно, что динсбот принял слово «программка» за название блюда.

Некоторое время ужинали молча, потом прилетел робот и принёс прямоугольный листок плотной бумаги, на котором по-русски было напечатано готическим шрифтом:

1.Николо Паганини. Концерт №2 « La Campanella »

2.Джорджио Венута. «Люби меня, крошка»

3.Энио Морриконе. «Профессионал»

4.Люсия Кэрри. «Мой день почти прошёл, а тебя всё нет»

5.Фридерик Шопен. Попурри

6.Виталий Ермаков и оркестр. «Будем танцевать»

7.Вольфганг Амадей Моцарт. Концерт для духовых №4

8. Группа «Гравиклон». «Мы ворвёмся»

— Это подойдёт, сэр? — поинтересовался динсбот, протягивая листок Пшежиковскому.

— Да, то, что нужно, — кивнул Ангел. — Передай мои благодарности администратору.

— Обязательно, сэр. Что-нибудь ещё?

— Когда начнётся концерт?

— Через три минуты, сэр. Музыканты уже готовятся к выходу.

— Прекрасно, — Пшежиковский повернулся к остальным. — Выпьем чего-нибудь?

— С удовольствием, — откликнулся Рей Фолнер. — Вина?

— Белого, — сказал Макс. — Полусухого. Все согласны?

— Вполне, — кивнул Пшежиковский.

— В самый раз, — Рей Фолнер повернулся к Ивашову. — А вы?

— Составлю вам компанию, — управляющий жестом подозвал к себе динсбота. — Карту вин.

Подлетев к управляющему, робот выдвинул голографическую панель, над которой тут же появилось объёмное изображение продолговатой бутылки с золотистой этикеткой.

— «Кревильон» 2574 года, — распорядился Ивашов.

Над панелью появилась голограмма зелёной пузатой бутылки.

— Есть в наличии, — сообщил динсбот. — Сто двадцать кредитов.

— Тащи, — кивнул Ивашов.

Динсбот убрал панель, слегка качнулся вперёд, изобразив поклон, и улетел. Почти сразу на сцену вышли музыканты в тёмно-синих фраках и белоснежных манишках. У всех волосы были зализаны назад и блестели. Дирижёр, плотный мужчина с пышными усами вразлёт, был перехвачен поперёк живота широким бордовым поясом. В лацкане его смокинга белела гвоздика.

— Ну, что ж, самое время насладиться концертом, — сказал Рей Фолнер, доставая сигарету.

Пока оркестранты рассаживались, в зале ресторана стало тихо. Все взгляды обратились к сцене. Дирижёр поднялся на невысокую кафедру, расправил фалды и, плавно взмахнув палочкой, на секунду замер с раскинутыми руками, выдерживая эффектную паузу.

А затем грянула музыка.

Глава 20

Через полтора часа сытые и расслабленные после выпитого вина Ивашов, Макс, Рей Фолнер и Пшежиковский попрощались в холле отеля.

— Мистер Сеймор, — сказал Ивашов перед тем, как уйти, — завтра я постараюсь договориться с Яном о том, чтобы устроить для вас экскурсию в «Galaxy Security». Уверен, с этим не возникнет проблем.

— Благодарю, мистер Ивашов, — ответил Макс. — Надеюсь, что не затруднил вас.

— Нет-нет, мне тоже будет интересно побывать там ещё раз. Это никогда не надоедает. Но не буду вас интриговать. До завтра, господа, — добавил управляющий, обращаясь ко всем.

Когда он уехал, Макс и Ангелы попрощались и разошлись по своим номерам. Все чувствовали себя уставшими и хотели спать.

Но Максу не удалось сразу лечь в постель. Едва он принял душ и облачился в пижаму, как зазвонил телефон. Макс вставил в ухо горошину динамика и включил связь.

— Да?

— Это ты, брат Джон? — услышал он голос отца Эбнера.

— Да, я слушаю.

— Ты давно вернулся?

— Минут двадцать назад. Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего особенного. Я просто хотел с тобой поговорить.

— Слушаю, отец Эбнер.

— Это касается нашего следующего дела. Могу я зайти к тебе ненадолго?

— Конечно. Только дайте мне пять минут, чтобы одеться.

— Хорошо, брат Джон, — священник отключил связь.

Макс сбросил пижаму и натянул домашний костюм — шоколадного цвета, из лёгкой синтетической ткани. Такие миллионами производились на текстильных фабриках-автоматах, и Макс достал свой из гостиничного шкафа — он входил в число предоставляемых услуг. На левой стороне груди белела надпись с логотипом.

Едва парень оделся, раздался стук в дверь. Макс отпер замок и впустил священника.

— Извини, что помешал, — произнёс отец Эбнер, проходя в комнату. — Я понимаю, что ты устал.

— Садитесь, отец Эбнер. Я ещё не ложился.

— Я ненадолго, — сказал жрец, продолжая стоять. — Я думал о том, что нам предстоит сделать на «Гагарине-3».

— Нам?

— Да. Об этом я и хотел поговорить.

Макс склонил голову в знак внимания.

— Я отправлюсь с тобой.

— Зачем?

— Возможно, тебе понадобится помощь.

— Почему вы так думаете? Разве я плохо справлялся до сих пор? — Макс пытался понять, зачем священнику лететь с ним, но не мог, и его это беспокоило.

Какую помощь Эбнер имел в виду? И действительно ли дело в том, что жрец опасается за исход миссии? Может, он просто решил проконтролировать его? Но почему? Не доверяет? Макс не сомневался, что в этом случае священник действовал бы иначе — тоньше и хитрее. Вероятно, парень даже не заметил бы, что его начали пасти. Тогда в чём дело?

Отец Эбнер махнул рукой.

— Нет, ты справлялся прекрасно. Но Вейгор человек влиятельный, его нельзя заставить стать Всадником силой.

— И что? Наши психологи не раз объясняли мне, что делать и как себя вести.

— Извини, брат Джон, но я не уверен, что ты сможешь… сориентироваться в случае непредвиденных… осложнений.

Макс не обиделся. Он тоже совсем не был в этом уверен. Так жрец из-за этого беспокоился… Или это отговорка?

— Вы их ожидаете, отец Эбнер? — спросил Макс.

— Нет, — священник покачал головой. — Но операция слишком важна, чтобы рисковать. Так что придётся тебе потерпеть моё общество, — он взглянул на Макса.

— Ваше общество для меня всегда желанно, — Макс постарался, чтобы фраза прозвучала как можно естественее.

Он уже пожалел, что начал расспрашивать священника о причинах его решения: получалось, что он против общества жреца, а это могло вызвать подозрения.

— Тем лучше. Значит, всё нормально?

— Разумеется. Интересы Республики превыше