Завитые, глянцевитые, напомаженные, в атласных платьях и персидских палантинах, капиталистка Листер и ее великовозрастная «племянница» Уокер были готовы к светскому общению, обедам, званым ужинам, картам и сигарам — ко всем этим новомодным галантным развлеченьям, которыми заполняли тягучие осенние дни аристократки — Голицыны, Урусовы, Щербатовы, Юсуповы, Шереметевы, Долгоруковы. Они добавили звонких чистых красок в скудный слог дневника Анны и обратились в напряженно округлые шифры, скрывавшие те мучительные чувства, которые русские красавицы разбередили в ней, строгой, достопочтенной, сорокавосьмилетней, но влюбчивой, словно мальчишка.

В кругу Голицына

Согласно этикету, благовоспитанный путешественник, приехав в город, оповещал о своем прибытии полицмейстера и тех достойных персон, с которыми желал завести знакомство. Для этого требовались визитки и письма-представления от влиятельных лиц. Пока Анна жила в Петербурге, лорд Кланрикард, британский посол, составил по ее просьбе обращение на имя князя Дмитрия Голицына, военного генерал-губернатора Москвы. В нем выразил просьбу помочь британской леди наладить важные для ее предприятия связи.

Только приехав, Анна послала к губернатору гонца с письмом от Кланрикарда. И так спешила, что забыла о приличиях — не вложила в конверт свою визитку. «Я растяпа! Я должна была вспомнить о карточке. Что же теперь будет? Впрочем, мне все равно. У меня нет ни подходящего гардероба, ни горничной, ни служанки — никого, кто бы мог мне помочь, подсказать, напомнить». На следующий день она отправила покаянное личное письмо с извинениями и визиткой. Добрейший князь сделал вид, что не заметил оплошности. Ответил, что приедет к ним вскоре, будет рад знакомству, etc.

Дмитрий Владимирович Голицын был для Москвы всем — губернатором, надзирателем, архитектором, строителем, издателем, судьей, отцом родным. В блистательные молодые годы беспорочно служил в кавалерии — бил поляков, бил Бонапарта, жестоко ранил женские сердца. Потом перевелся в чиновники и на мирном губернаторском посту отяжелел. Верхом не ездил и ходил с трудом — все больше катался в мягкой коляске. Его мучили одышка и почки. Он много ел, за что получал нагоняй от супруги, но и работал за троих. При князе Первопрестольная расцвела, похорошела, поумнела. Здесь разбили бульвары и Воскресенский сад, улучшили дороги, открыли первую городскую больницу, первую детскую больницу, первую глазную больницу, реконструировали Мытищинский водопровод, построили ансамбль Театральной (Петровской) площади. Голицын был почетным членом многих им же основанных научных обществ, слыл осторожным либералом и безрассудным меценатом. Потчевал у себя поэтов. В его гостеприимном доме виделся с Натальей Гончаровой Александр Пушкин, который, бывая в Москве, посещал Английский клуб, почетным старшиной которого был князь.

Портрет Д. В. Голицына. Ф. Рисс, © «Государственный музей Л. Н. Толстого»

Calderdale, West Yorkshire Archive Service, SH/7/ML/1086 Письмо-приглашение Анне Листер от Д. В. Голицына

Листер, щепетильная в вопросе чинов, понимала, с кем имеет дело, и хорошо подготовилась — даже перелистала на всякий случай свежий список членов Английского клуба.

В шесть вечера 18 октября они с Энн только сели за аппетитную баранью ногу, вбежала миссис Говард — тяжело дышит, глаза навыкате: «Вас просит лично губернатор, сами изволили прибыть». Анна резко встала, забыв о еде и об Энн, прихорошилась перед зеркалом и замаршировала вниз. Уокер обреченно засеменила следом.

Анна не сразу узнала привычный засиженный постояльцами салон на первом этаже. Портьеры опущены, повсюду зажженные свечи, вдоль стен, словно солдаты на параде, выстроились невесть откуда взявшиеся новенькие стулья — сияют свежим лаком, тянут спинки. В центре — одноногий генерал, круглый дубовый стол, покрытый парчовой скатертью с золотой бахромой (из личных запасов прижимистой Говард, решила Листер). В кресле, у стола, вполоборота ко входу, широко расставив ноги-тумбы, сидел князь, в военном сюртуке c жирными эполетами, но без орденов, лишь у расстегнутого ворота — белый эмалевый крестик. Сквозь овальные очки прицеливался к какой-то бумаге, кажется письму Кланрикарда, — то приближал ее, то отдалял. И отхлебывал чай из дымящейся чашки, которую только что принесла торопливая Говард. «Мадам Листер, enchantée». Голицын смахнул пружинные очки, грузно приподнялся. Он казался любезным и чуть высокомерным.

Поздоровались, присели. Анна с интересом разглядывала господина «всея Москва» — высокий, видный, осанистый, с породистым, портретным лицом, тонким носом и капризными губами истинного вельможи. Выбеленные сединой волосы аккуратно уложены, надо лбом — высокий локон, на висках — античные зачесы. Губернаторский пост князю, бесспорно, шел. Впечатление портили только тяжелые желтоватые веки и рыхлый сизый подбородок, свисавший с краев жесткого воротника, словно тесто с кадушки. Глаза его были темно-серые, живые и холодные, как весенний подтаявший лед. Анна почувствовала в них иронию — он смотрел на нее, резкую, неженственную, черную, и посмеивался про себя, по-мужски.

«Никогда бы не дала ему 70 лет. Выглядит моложе. Очень обходительный, учтивый, приятный человек. Превосходно говорит по-французски». Голицын говорил по-французски лучше, чем по-русски. Сделавшись губернатором, стал учить родную речь с нуля. Но она не давалась, и князь, потеряв терпение, бросил это занятие, при любой возможности переходил на язык галлов. На нем же составлял рескрипты, которые переводил на бюрократический русский целый штат толмачей.

«Изволю состоять в Английском клубе, люблю английские сады, люблю туманный Альбион», — но сказал это князь с таким великолепным, безупречным версальским акцентом, что Анна поняла: изысканные словеса о Британии лишь светская любезность ей. Его сердце принадлежало только Франции и Москве. Губернатор учтиво расспросил о путешествии, все ли было хорошо в дороге и как они здесь устроились. Вскользь поинтересовался дальнейшими планами. Угадав в его вопросе деликатно-подозрительный тон, Листер поспешила успокоить — сюда она приехала за новыми знаниями и жаждет общения с учеными: «Я сказала, что очень хочу увидеться с профессором Фишером, и он обещал сообщить ему обо мне. Князь выразил сожаление, что его супруга [Татьяна Васильевна Васильчикова] сейчас в Петербурге, но он непременно представит нас местному светскому обществу. Мы провели с моим князем приятный вечер в разговорах. Расстались в 7 часов».

Лишь простившись, Анна спохватилась: она забыла представить Энн. Князь, верно, принял ее за служанку-компаньонку. Как неловко получилось. И какой скандал ей закатила Уокер после, в номерах: «Она раскричалась на меня на обедом, я промолчала, не обратила внимания, и перед сном она снова раскричалась на меня. Бедняжка. От нее никакой поддержки — она помогает лишь тогда, когда вопрос касается денег».