В магазинах

Мисс Листер не была синим чулком, ученой старой девой, чахнущей в библиотеке, не была комичной одинокой дамой, всю жизнь сидящей в скриплом кресле и штопающей носки, всегда в одном чепце и безыскусном платье. Она обожала магазины — постыдно, совсем по-женски, до потери самообладания. Часами изучала буклеты, прейскуранты, списки торговцев, методично их собирала, перевязывала ленточкой. И если бы суховей времени не рассеял по свету ее бесценные архивы, эта коллекция стала бы истинным памятником симпатичной эпохе раннего потребительства.

Портрет Августа Семена

Мисс Листер была жадным потребителем — много, с аппетитом ела (как настоящий британский джентльмен), любила крепкий порто, читала запоем и запоем покупала книги, часами гуляла по модным лавкам, до одури торговалась с упрямыми купцами и, если выгадывала рубль-другой, очень собой гордилась.

Истинный сноб, она выбирала в Москве только лучших портных, обувщиков, часовщиков, корсетье. За книгами шла к именитому Августу Семену на Кузнецкий мост. Он предлагал сочинения самых звездных русских авторов: Пушкина, Жуковского, Грибоедова — то есть тех, кого печатал сам. Анну, впрочем, интересовала не поэзия, а путеводители, ученые записки, труды по геологии, астрономии, ботанике. В лавке Семена она выискала двухтомный гид по Москве (за 20 рублей), двухтомник с картой «Путешествия по Кавказу и Грузии» Юлиуса фон Клапрота (за 30 рублей), Готский альманах за 9 рублей, третий том о Кавказе Дюбуа де Монпере, описание Константинополя и даже крохотную брошюру о горизонтальном водяном колесе (в тот же вечер прочла до корки, исчертила карандашом). Там же покупала тетради, перья, чернила и даже заказала переплет для русско-французского словаря. Но, кажется, с самим Семеном так и не увиделась. В Англии, обдумывая план стремительного покорения России, она мечтала о русских блюдах, читала мучительно сочные записки современников о застольях и пирах, умирала от приступов острого желания съесть рыхлую кулебяку, молочного поросенка, телячью голову в желе, пряники, ватрушки, кренделя. И, приехав в Москву, забегала по съестным лавкам. Не могла остановиться. В Гостином Дворе, на Кузнецком мосту, у случайных коробейников, на рынках — всюду покупала сласти, пряники, чай, яйца, мед, квас, сбитень, консервированные фрукты, сладчайший поздний крымский виноград. И радовалась как ребенок, когда хлебосольные москвичи приглашали на обеды, а после описывала их во всех лакомых подробностях — до последней сахарной крошки, украдкой подхваченной с блюдца невежливым пальцем.

Вина покупала у известного торговца, француза Филиппа Депре, бывшего капитана. В славном 1812 году он оказался волею Бонапарта в Москве, остался там, женился на богатой купеческой дочке и занялся виноторговлей. Дело пошло — помогли деньги супруги и его звучная галльская фамилия, гарантировавшая лучшее бургундское, бордосское и луарское. К Депре наведывались Пушкин, Вяземский, Гоголь, Герцен и московская аристократия. 6 ноября Листер отметила, что купила у него бутылку белого вина из Руссильона — за 2 рубля 10 копеек.

Анна хоть и одевалась странно, строго и только в черное, хоть и занашивала вещи до дыр, но обожала модные лавки. Шелка ей продавал купец Майков (его рекомендовала княгиня Радзивилл). Меха покупала у Волкова в Гостином Дворе: «Зашли к нему за меховой подкладкой для накидок. Соболья, среднего качества, стоит у него 1000 рублей, а лучшего качества — 7000 рублей. У него есть также кроличьи шкурки для подкладки, дешевые — около 100 рублей, из рыси — чуть дороже».

Листер зло торговалась за крепкие кожаные ботинки в лавке Королева: «Он просил 9 рублей, я предложила 5, тщетно — когда уходили, он согласился продать обувь за 7 — мы не согласились и ушли». Такие же, но дешевле позже купили на Кузнецком мосту.

Она мечтала оказаться на ярмарке в Нижнем Новгороде, говорили, что там лучшие кашмирские шали и персидские палантины. А московские торговцы явно завышали цены: «Были в лавке армянина, известного торговца шалями. Кашмирские он продает от 1200 рублей до 4000 рублей, а завтра увижу шаль за 8000 рублей. В Лондоне лучше и дешевле. Он показал подлинные персидские палантины, а их имитации, из которых сшиты наши турецкие шубки-дуйеты, здесь продаются по 5–10 рублей за аршин. Персидские шали размером 3×1 английских ярда и стоят 60 рублей».

Шляпы и накидки, по совету всезнающей щеголихи Радзивилл, Анна заказывала у Сихлера. Но заходила и к Матиасу, как делали все модницы Первопрестольной: «Большой, симпатичный, очень хороший магазин. Красивый дамасский шелк (дамасэ) стоит здесь 10 рублей за аршин. Гроденапль — 6 рублей, а белый гродафрик — 8 рублей, добротный атлас по 8 рублей за аршин, чуть хуже качеством — по 7 и даже 6 рублей, русский шелк по 2 рубля (узкий, похож на саржу, но без добавления хлопка). Потом вновь вернулись в лавку — хозяйка отсоветовала заказывать платье на вечер из шелка — отделка будет стоить 200 рублей, а шелк — 400 рублей, и в таком платье уместно будет присутствовать лишь на балу, а не на ужине, как я хотела. Согласилась и заказала ей платье из тарентеза (муслина) за 140 рублей».

Собираясь на званые обеды, Энн и Анна приглашали к себе в отель лучших московских кауферов. Они расчесывали, завивали пряди и укладывали их в бонтонном стиле, овивали лентами, обсыпали цветами, сбрызгивали пряным парфюмом, наводили на бледные несимпатичные лица англичанок подобие журнальной красоты. К ним часто забегал и стрекотал, словно кузнечик, месье Галиси, проворный, маленький, прыгучий, король куаферов, большого света друг. Он стриг и завивал лишь crème de la crème московского бомонда. Брал дорого, держал ателье на престижной Неглинной, близ Кузнецкого моста. Анне он очень понравился — и бонтонностью своей, и быстротой, но, главное, умением торговаться: «Как только он вошел к нам, я спросила цену — он ответил — 10 рублей. Я тут же запротестовала — готова заплатить не больше пяти. И он мгновенно согласился. Маленький, обходительный, делает свою работу тщательно и не скупится на время. Он остриг и уложил мои волосы очень хорошо. В Москву переехал восемь месяцев назад. Восемь дней добирался из Гавра в Кронштадт. Считает, что здесь, как и в Париже, аренда дорогая, но жить дешевле. Парфюмы здесь дорогие. Мой здесь стоит 3 рубля. Баночка помады от французского дома Houbigant здесь стоит 5 рублей (и продается в баночках хуже качеством)».

Гостиный Двор на Ильинке. Ф. Алексеев

К ним прилетал и младший брат месье Галиси, еще более проворный, услужливый и юркий: «Сделал укладку за 15 минут лучше, чем его брат». В декабре и январе их волосами занимался другой моднейший парикмахер — месье Ламе. Брал дорого — десять рублей, но Листер сбила цену до пяти и тоже осталась довольна.