в текст и делает его все менее реалистичным. Сведения о коринфском тиране Периандре, жившем в конце VII – начале VI в. до н. э., содержащиеся в труде Геродота, по своему качеству значительно отличаются от информации о спартанском царе Клеомене I, умершем в 490 г. до н. э., примерно тогда же, когда родился сам «отец истории». Читая рассказ о событиях более далекого прошлого, в реальности которых мы не уверены в принципе, мы редко можем найти что-то большее, чем голые факты, лишенные подробностей, способных сделать их доступными для восприятия.

В качестве дополнения к сочинениям древнегреческих историков, рассказывающих о древнейших периодах своей истории, можно использовать две поэмы Гесиода и многочисленные фрагменты стихов VII в. до н. э., по которым можно судить, чего боялись и на что надеялись люди того времени. Первые законы, вырезанные на камне, датируются концом VII в. до н. э. Это отрывочные акты городов Крита, по каким-то причинам удостоившиеся столь долговечного материала. Все более многочисленными становятся надписи на надгробиях и посвящения богам. Мы все еще находимся в большой зависимости от керамики и других археологических находок, преимущество которых заключается по крайней мере в том, что информация, передаваемая посредством их, не была искажена по вине предрассудков более позднего времени. Распространение керамики, которую нередко находят за пределами центров ее производства, позволяет нам делать выводы о передвижениях использовавших или продававших ее эллинов. Ближе к концу VI в. до н. э. производство керамики в местных центрах значительно сократилось, уступая лидерство в изготовлении тонкостенных сосудов Афинам, что породило целую коллекцию превосходных сцен повседневной жизни, которые не только радуют глаз, но и позволяют уточнить сведения, содержащиеся в письменных источниках.

Единство общества, описанного в поэмах Гомера, обеспечивали цари. К тому времени, когда появились первые исторические сочинения, эта система почти полностью ушла в прошлое. В Спарте цари, власть которых передавалась по наследству, правили вплоть до конца III в. до н. э., и многие из них сыграли ведущую роль в ее истории, но, по сути, их власть ограничивалась командованием войском, когда оно находилось за пределами государства. Возможно, до конца VII в. до н. э. в Аргосе правили цари, обладавшие не только номинальной властью. Во главе поселенцев, отправившихся около 630 г. до н. э. в Кирену с дорийского острова Фера, шел царь, впоследствии передавший свой титул семи поколениям потомков, правивших вплоть до середины V в. до н. э. Практически во всех остальных известных нам государствах цари очень рано лишились власти, которая была распределена среди представителей родовой знати.

В нашем распоряжении имеются источники, повествующие об упадке и низвержении царей, но эта традиция оказывается на удивление слабой и неоднозначной. С некоторой долей уверенности мы можем сказать лишь то, что в то время, как несколько царей были смещены со своих мест с помощью насилия, в большинстве случаев переход власти, очевидно, происходил постепенно и мирным путем. Слова Аристотеля, утверждавшего, что в Афинах слабые цари сначала потеряли возможность руководить военными действиями, похожи на чью-то догадку, которая, несмотря на это, кажется вполне разумной. Возможно, иногда именно это и случалось. Религиозные обязанности царя представляют для нас гораздо более серьезную проблему, но, очевидно, даже в этой сфере идея о наследственной передаче чего-либо не была слишком сильна для того, чтобы помешать делегировать жреческие функции магистратам, которых сначала избирали, а в конце стали вообще назначать на один год по жребию. Титул «царь», не вызывавший такого же отвращения, как слово гех в Риме эпохи республики, продолжал использоваться в Афинах в качестве титула магистрата, в течение года исполнявшего древние обряды, во время которых упоминался этот термин. При этом данный человек оставался лишь одним из магистратов. В других городах в более поздние периоды такой титул носил один или сразу несколько магистратов.

Политическая власть сосредоточилась в руках немногочисленной знати, занимавшей в обществе особое положение. Геродот упоминает Бакхиадов, правивших Коринфом в начале VII в. до н. э., и сообщает, что они заключали браки только между членами своего рода. Считалось, что все они происходили от царя Коринфа Бакхида. Но в более обширной Аттике, на землях которой стояли не только Афины, но и другие города, к числу знати относилось несколько семейств, которые вели свое происхождение от разных предков, но назывались евпатридами, «происходящими от хороших отцов». Это, судя по немногочисленным привилегиям, которые евпатридам удалось сохранить, также была замкнутая группа. В письменных источниках упоминаются другие названия, обозначающие принадлежность как к какому-то аристократическому семейству, так и к другим социальным группам, таким как гиппеи, «всадники», в Эритреи на Эвбее.

Ко времени, подробно освещенному в источниках, знать начала терять свое монопольное право на власть. Поэтому мы не очень много знаем об организационной структуре городов во времена, когда представители аристократии обладали наибольшей властью. Члены многих знатных семейств жили и в эпоху классики, получив по наследству авторитет, внося значительный вклад в жизнь общества как при олигархии, так и при демократии, и достаточно живо выражая свои чувства для того, чтобы мы могли ощутить дух их предков, обладавших гораздо большей властью. Но выводы о более частных сторонах жизни древнегреческого общества, в том числе о родственных связях в Афинах и других городах (глава 5), а также о культах и религиозных установлениях, мы вынуждены делать, основываясь на их пережитках, продолжавших свое существование на протяжении более поздних периодов. Однако мы с уверенностью можем говорить о том, что именно в правление этих аристократических родов восстановились контакты греков с внешним миром (глава 3) и по всему Средиземноморью разлилась первая масштабная волна колонизации. Эти достижения сложно назвать посредственными.

Греки, оставшиеся на родине, могли привносить изменения в общественный строй и экономику, не опасаясь вмешательства извне, но эллины, жившие на побережье Малой Азии, не могли игнорировать влияние, которое оказывали на них внутренние силы. В первую очередь к их числу относилось Фригийское царство, столица которого располагалась довольно далеко на востоке – в Гордионе, находившемся рядом с современной Анкарой. Он был разрушен около 700 г. до н. э. киммерийцами, захватчиками, пришедшими с юга России через Кавказ, совершавшими разорительные набеги в первой половине VII в. до н. э. и иногда добиравшимися до греческих городов, расположенных на побережье. К тому времени, как киммерийцы были разбиты и рассеяны (в основном эта заслуга принадлежит ассирийцам), в данном регионе сформировалось новое государство – Лидия, столицей которой стали Сарды, расположенные в долине реки Герм, в трех днях пешего пути от Эфеса или Смирны. Не следовало ожидать, что лидийцы не будут обращать внимания на побережье, и малоазийским грекам приходилось вести то разгоравшуюся, то вновь утихавшую войну, но уже в середине VI в.