Дочь… его создание, живое, дышащее, отчасти уже сформировавшееся, теперь нуждалась в нем и требовала его заботы, и не важно, нравится это кому-то из них или нет.

— Она смотрит на нас с неба и улыбается, — сказал Джимми дочери. — Она гордится нами. По-настоящему гордится.

— А тебе надо будет снова идти в то место? — спросила Кейти.

— Нет! Никогда.

— Ты пойдешь в какое-нибудь другое место?

В то время Джимми с радостью согласился бы отсидеть еще шесть лет в дыре, даже худшей, чем Олений остров, вместо того, чтобы находиться по двадцать четыре часа в этой кухне с этой дочерью-незнакомкой, с неизвестным и путающим будущим и с тупиком — в прямом смысле этого слова, — в который его, совсем молодого человека, завела жизнь.

— Ну уж нет, — ответил он. — Теперь мы будем вместе.

— Я хочу кушать.

Эти слова постоянно подстегивали Джимми — О Господи, я должен кормить эту девочку, когда она проголодается. Всю мою и ее жизнь. Господи боже мой!

— Ну и отлично, — сказал он, чувствуя, как лицо его расплывается в улыбке. — Сейчас поедим.

В шесть тридцать Джимми был уже в магазине. Кассовый аппарат на расчетном узле был уже включен и работал; включена была и лотерейная машина; Пит выкладывал на прилавок около кофеварки пончики из пышечной Айзера Гезуами, бисквиты, печенье, канноли[6]и запеченные в тесте сосиски, доставленные из пекарни Тони Бака. Когда наступило затишье, Джимми перелил кофе из кофеварки в два громадных термоса, стоящих на кофейном прилавке и разложил воскресные газеты «Глобс», «Геральд» и «Нью-Йорк таймс». Рекламные сборники и комиксы он поместил между газетами, а затем всю печатную продукцию, разложенную в определенном порядке перед прилавком со сладостями, перенес ближе к расчетному узлу.

— Когда Сэл обещал прийти?

— Самое раннее к половине десятого. У его машины течет картер, поэтому он будет добираться на перекладных, а это значит на поезде, да еще с пересадкой, а потом на автобусе. А когда я с ним говорил, он был еще не одет.

— О черт.

Около половины восьмого нагрянула куча народу после ночной смены — полицейские, в основном из участка Д-9; сестры-сиделки из больницы Святой Регины; несколько девушек, работающих в подпольных клубах по другую сторону Бакингем-авеню, в «Квартирах» и в районе Римского пруда. Они хотя и выглядели усталыми, но были веселыми и общительными. Чувствовалось, что им не терпится интенсивно расслабиться, как будто они все вместе вернулись с одного поля сражения, грязные, окровавленные, но не сломленные и сохранившие боевой дух.

Во время пятиминутной паузы, до того как толпа рано просыпающегося люда ринется в дверь, Джимми отозвал в сторонку Дрю Пиджена и спросил, не видел ли он Кейти.

— Я думаю, она где-то здесь, — ответил Дрю.

— Что ты говоришь? — почти выкрикнул Джимми, и в собственном голосе ему послышалось больше надежды и волнения, чем он мог позволить себе по своему статусу.

— Я так думаю, — повторил Дрю. — Если хотите, я могу пойти проверить.

— Будь другом, Дрю, проверь.

В то время как он принимал две карточки с заказами от старой дамы Хармон, которая не пыталась скрывать слез, вызванных тем, что кто-то из посетителей прошелся насчет ее духов, до него донеслось эхо тяжелых шагов Дрю по твердому дощатому полу коридора. Он слышал, как Дрю вернулся и подошел к телефону; он почувствовал слабый холодок в груди, когда подавал старой даме Хармон пятнадцать долларов сдачи и прощался с нею взмахом руки.

— Джимми?

— Да, Дрю.

— Ты знаешь, Дайана Сестра не ночевала дома. Она спит на полу у Ив в спальне, а Кейти с ними нет.

Холодное покалывание в груди Джимми стало сильнее, как будто кто-то вцепился ему несколькими пинцетами прямо во внутренности.

— Ладно, не волнуйся, наверняка все в порядке.

— Ив сказала, что Кейти довезла их до поворота. Она не говорила, куда собирается ехать.

— Ладно, спасибо, — ответил Джимми намеренно бодрым и беззаботным тоном. — Ничего, найдется, не мешок с золотом.

— Может, она кого-нибудь встретила и сейчас с ним?

— Девятнадцатилетняя девушка, Дрю, кто за ней уследит?

— Да, ты прав, — согласился Дрю, зевая во весь рот. — Вот хотя бы Ив, поверишь ли, Джимми? Ты бы знал, сколько парней ей звонят. Да ей надо составить список и держать его у телефона, чтобы не перепутать их.

Джимми притворно усмехнулся, но эта улыбка далась ему нелегко.

— Ладно, спасибо, Дрю.

— Не за что, Джимми. Держись.

Джимми положил трубку и уставился на клавиатуру кассового аппарата, как будто там он мог прочитать что-то важное. Кейти не в первый раз не ночевала дома. Да и не в десятый, черт возьми. И не в первый раз она не приходила на работу, хотя и в тех и в других случаях она обычно звонила. Ну, положим, она встретила парня с внешностью кинозвезды или какого-нибудь записного сердцееда… Джимми и самому не так уж давно было девятнадцать, так что он ясно помнил, что и как случается в этом возрасте. И хотя он никогда не давал Кейти повода думать, что он потворствует этому, он не был настолько лицемерным в душе, чтобы не понимать подобных поступков.

Раздался звон колокольчика, подвешенного на ленте над входной дверью, и Джимми, подняв голову и взглянув в ту сторону, увидел первую группу дам, с замысловато причесанными голубыми волосами. Это был «передовой отряд» престарелых дамочек, вечно поругивающих томными голосами утреннюю сырость, дикцию проповедника, грязь и мусор на улицах.

Пит высунул голову из-за прилавка готовых блюд и вытер руки полотенцем, которым он обычно вытирал столы перед тем, как обслужить новых посетителей. Он поспешно высыпал полную коробку хирургических перчаток на прилавок и встал за второй кассовый аппарат. Наклонившись к Джимми, он сказал: «Ну, сейчас начнется!» — и буквально сразу вторая волна прихожан, вышедших из церкви, заполнила магазин.

Почти два года Джимми не приходилось работать в субботу по утрам, и он уже забыл, какая авральная суматоха царит в магазине в эти часы. Святоши с голубыми волосами, отстоявшие семичасовую мессу в церкви Святой Сесилии в то время, когда нормальные люди спали, обрушили всю свою неистовость, подогретую чтением Библии, на магазин Джимми и смели буквально все с подносов с пончиками и бисквитами, выпили весь кофе, опорожнили фризеры с йогуртом и ополовинили стопки с утренними газетами. Они колотили по витринным полкам, наступали ногами на пакеты из-под чипсов и арахиса, валявшиеся у них под ногами. Они выкрикивали названия заказываемых блюд, просили принести лотерейные билеты, пачки сигарет «Пэлл Мэлл» и «Честерфильд», не обращая ни малейшего внимания на тех, кто стоял в очереди перед ними. А потом, также не обращая ни малейшего внимания на море голубых, белых, лысых голов, колышущихся позади, они прилипали к прилавку и донимали Джимми и Пита расспросами о том, как поживают их семьи, пока те в спешке отсчитывали им сдачу, всю до самого последнего пенни; затем они своими негнущимися пальцами раскладывали купюры и монеты по разным отделениям своих кошельков и, наконец, освобождали место у прилавка и уходили, провожаемые злобным шипением тех, кто стоял сзади.