– То есть новых людей в списке нет? Все они знакомы городу?

– Так точно, товарищ майор. Но вы сами сказали – они могли не афишировать свое сотрудничество с гитлеровским режимом. Немцы берегли этих людей, чтобы когда-нибудь использовать…

– Вообще интересно, – хмыкнул Осадчий. – Все коммунисты, возглавляли райсовет, райотдел милиции, райком партии… что там еще – охрану гигантского порта. Уважаемые и преданные нашим идеалам люди. Мы не должны удивляться, что кто-то из них пылает злобой к советской власти и возглавляет вражескую резидентуру?

– Не должны. Враг забрался в наши структуры, внешне ничем не отличается от советского человека. Не хочу вспоминать генерала Власова, но придется. Он командовал целой армией, был обласкан руководством, добился определенных успехов на фронтах – и вдруг оказался предателем. Ладно, не обращайте внимания. – Лавров отмахнулся. – Аналогия неуместна, генерал Власов не был внедренным агентом. Адреса фигурантов имеются в деле?

– Подшиваем, – кивнул Чумаков. – Адреса скоро лягут вам на стол. Фотографии подозреваемых – здесь. – Лейтенант положил на стол тонкую папку.

– Не выдали себя, собирая сведения?

– Мы старались, – смутился Бабич.

Старались они… Лавров задумался. Шила в мешке не утаишь. О том, что органы проявляют интерес к местному партизанскому движению, скоро будет знать каждая собака. Нужно ли это утаивать? Почувствовав внимание, преступники насторожатся, но вряд ли уйдут из города. Будут продолжать подрывную деятельность. Или сделают перерыв, понаблюдают, каких успехов в их поимке добьется СМЕРШ. Сил у контрразведки – кот наплакал. Почему все считают, что СМЕРШ – это мощь, огромная структура со своими вооруженными силами и переизбытком ищеек? Несведущий человек даже не подозревает, что контрразведка испытывает кадровый голод, оперативники выбывают постоянно. Работать некому, а требуют многое, на счету каждый человек.

Оперативный отдел, который он возглавил, только за текущую неделю потерял троих, и неизвестно, что будет дальше. Дело деликатное, опасность может появиться откуда угодно. По договоренности с начальством содействие могут оказать сотрудники областного управления РКМ (только областное – никаких районных), наготове отделение автоматчиков, все это хорошо, но думать и планировать должны именно присутствующие в кабинете головы…

– С этого дня – полная осторожность. Ходите и оглядывайтесь. Будьте начеку, держите оружие наготове. Сотрудников милиции привлекать только в крайнем случае. Действия должны быть согласованы. Фигурантов прорабатывать ненавязчиво… пока, во всяком случае. На адресах перечисленных товарищей постоянно должны присутствовать сотрудники в штатском – наблюдать, но не светиться.

Майор с отсутствующим видом перебирал фотоснимки фигурантов. Одни были размыты, на других присутствовали еще и посторонние лица, а нужные фигуры были обведены карандашом. Усатый широколицый Коробейник, какой-то снулый невыразительный Горобец – обладатель удлиненного лица и мутных глаз; невысокий, но жилистый Булавин – коротко стриженная окладистая борода, внимательный взгляд; рослый внушительный Мещерский с ястребиным носом и таким же взглядом – именно таким и должен быть партийный вожак.

Алексей перебирал снимки, всматривался в лица и вдруг начал испытывать какой-то «живительный» трепет. Его словно залихорадило. Пришло волнение, затруднилось дыхание. Чем пристальнее он всматривался в фотографии, тем сильнее его охватывало возбуждение. Интуиция что-то сообщала, но это был рыбий язык, которому майора не обучали. Такое вообще возможно? Опыт работы в органах подсказывал, что да. Но если бы все было так просто…

– Что-то не так, товарищ майор? – насторожился Осадчий. – Вы словно колдунья, которая гадает по фото…

– Было бы неплохо… – Алексей вышел из оцепенения, сложил снимки в стопку и убрал в папку. – Нужно выяснить, какие акции проводили партизаны, какой урон нанесли оккупантам, в каких районах они работали, контактировали ли с партизанами из других отрядов. Не забываем, если мы имеем дело с фиктивной группой – то вряд ли она действовала без указки кураторов. Все акции были подготовлены абвером, возможно, сигуранцей – хотя и сомневаюсь в больших способностях румынской организации. Мы имеем дело именно с немецкой разведкой. «Партизанам» дозволили что-то взорвать, кого-то убить – но вряд ли немецких солдат и офицеров. Нужно составить перечень того, что совершали эти люди. Выяснить, когда были сформированы группы. Список выживших и в данный момент находящихся в городе…

– Возможно, что некоторые партизаны просто не знали, на кого они работают? – задал неожиданный вопрос Казанцев. – Они нормальные советские люди, дрались с оккупантами, не имея понятия, кто на самом деле их направляет и для чего они существуют. Это имеет смысл, товарищ майор, такие люди служили бы агентам идеальной ширмой.

Вопрос поставил Лаврова в тупик.

– Не спорю, Вадим, это было бы идеальной ширмой. Но… сомневаюсь, что такое технически возможно. У честных людей появились бы вопросы, слишком много деталей. Такое не объехать на кривой козе, понимаешь, что я хочу сказать? То же самое – насчет потерь в отряде. Они должны быть минимальные. Люди гибли, иначе им никто бы не поверил. Но повторяю, они не стали бы так шиковать, истребляя собственных людей. Они сидели в катакомбах – была своя берлога, недоступная для других, имелись проводники из числа предателей. Они имели рацию для связи с кураторами, собственное снабжение. Эти люди были известны другим – иначе какой смысл? Для отвода глаз проводили налеты, убивали полицаев или румын. Имели место контакты с руководством других отрядов, и через энное время каратели уничтожали последних, а наши герои в этой неразберихе выходили сухими из воды. Когда пришла Красная Армия, они вылезли из катакомб, прошли формальную проверку, стали героями.

– Будем вызывать и допрашивать? – спросил Осадчий. – Я этих имею в виду. – Он кивнул на папку под рукой майора.

– Этого не избежать. Всех по очереди вызывать в контрразведку и проводить беседы. Никаких допросов, только беседы. Это уважаемые люди, имеющие заслуги перед Родиной, – большинство из них именно такие. Деликатность и учтивость, никакого давления. Сколько людей было в отрядах, сколько осталось, поименный список тех, кто находится в городе, чем занимаются бывшие партизаны. Места базирования отрядов в период оккупации, проведенные операции – если забыли, пусть вспоминают. Осуществлялись ли контакты с другими группами. Преступники в любом случае насторожатся, когда мы начнем проверку, этого не избежать. Официальная версия: мы расследуем дела в отношении лиц, сотрудничавших с оккупантами, и в этой связи проводим беседы с бывшими партизанами. Остальное их не касается. Вражеские агенты не знают про немецкого офицера Шлехтера, сообщившего нам сведения о ложном партизанском отряде. Поэтому могут подозревать что угодно, это их право. Но точно знать не будут. Пусть нервничают, мы не возражаем. Будем следить за ними.

– Эх, жалко, что мы не милиция и не имеем собственной агентуры в уголовной среде, – посетовал Чумаков.

– Не вижу проблемы, – пожал плечами Алексей. – Мы привлекаем милицию, милиция – своих информаторов. За работу, товарищи. С этой минуты занимаемся только нашим главным делом.