Несмотря на то что Хентекечу считал предосудительным способ, к которому прибегнул Дидумес, чтобы захватить трон Гора, он не обвинял своего брата Кендьера в том, что тот встал на сторону нового хозяина Города Скипетра, ведь он все-таки получил должность визиря, которая когда-то передавалась в их семье от отца к сыну.

Я сказал Хентекечу, что Дидумес предал меня, сообщив царю Шареку о том, что меня подослали к нему с приказом убить. Оба мы пришли к мнению, что в события вмешалась божественная воля: обреченный стать убийцей царя превратился в его приемного сына и наследника.

Я поделился с Хентекечу своими планами собрать армию и свергнуть узурпатора Якебхера с престола царей-пастухов, а потом добраться и до узурпатора трона Гора в Великом Городе Юга. Еще я рассказал, что мечтаю объединить Две Земли со страной Хару, которой правил мое названный отец Шарек, создав таким образом империю, в которой гиксосы, ааму и египтяне будут жить как братья. Хентекечу обещал мне свою поддержку, но не смог сдержать вздоха:

— Я буду просить богов явить тебе свою милость, потому что ты достоин трона Гора… Но путь к твоей цели долгий и нелегкий, потому что Якебхер, насколько я слышал, сплотил вокруг себя армию, с которой разорил северные области Драгоценной Земли. Именно он самый злейший твой враг и наш враг. Что до меня, то надеюсь, наш храм устоит против любой осады, если снова надумают его захватить.

Много дней провели мы в стенах погребального храма. Я решил помочь слугам замка собрать оставшихся змей, которых Хентекечу натравил на лагерь Житрана, — при случае жрецы должны иметь под рукой как можно больше сеющего ужас и панику «живого оружия».

От мысли снова навестить мать я отказался. Хентекечу посоветовал мне не делать этого, потому что местные жители считают меня предателем своей страны, переметнувшимся на сторону захватчиков, и переубедить их не удастся. К тому же среди них могли найтись те, кто пожелал бы сообщить о моем приходе узурпатору трона в Мемфисе. А я не хотел, чтобы кто-либо знал о моем пребывании в храме Змеи. То, что Якебхер не знает, где я, стало моим преимуществом, потому что это заставляет его жить в страхе перед моим неожиданным появлением.

Мы покинули храм, получив от жрецов большое количество припасов и золота. Запасы золота и меди у них были значительные — их копили в течение многих лет. Благодарить за это следовало величественных оправданных богов, и в особенности бога, чье тело покоилось в соседствующей с храмом пирамиде. Храм Змеи являлся частью некрополя, а именно — погребальным храмом.

На одной из лодок, которые ожидали нашего возвращения, мы по западному рукаву Нила спустились к Великому Зеленому морю, и тогда выяснилось, что наши моряки по нему уже плавали. Поэтому мы двинулись вдоль берега, направляясь туда, где восходит солнце, пока не достигли Газы — порта в Ханаане. Там мы высадили наших товарищей-хабиру. Они запомнили, как выглядит та «вавилонская танцовщица», которую мы видели в трактире Сидури в Содоме, — таинственная женщина, оказавшаяся моей Исет. Они решили объехать Ханаан и прилежащие области, чтобы ее найти. Я же направился на остров Каптара в сопровождении Явы. Поэтому хабиру знают, где искать меня на случай, если им улыбнется удача. Если нет, мы договорились, как бы все ни обернулось, встретиться в Аварисе.

Что еще могу я вам рассказать? Мы благополучно достигли ваших гостеприимных берегов. Плыли мы несколько месяцев и миновали берега многих царств, а потом двигались от острова к острову. Так и прибыли в ваш прекрасный город Кносс.

Неужели они все-таки решили проверить правдивость его слов? Ява на все лады расхваливал мастерство Хети, причем не только его искусство заклинать змей, но и умение исцелять их укусы, однако по лицам слушателей было видно, что верят они с трудом. Многие понимающе улыбались — думали, что Ява сильно привязан к другу и преувеличивает и приукрашивает его способности и подвиги, ведь многого ему не довелось увидеть своими собственными глазами. Кефтиу почитали змей — хтонических животных, которых они связывали с культом богини-матери земли, и даже выращивали их, чтобы принести в дар своим божествам. Однако они их боялись и предпринимали все меры предосторожности, чтобы избежать укуса. Они знали, что змеиный яд горячит кровь, словно огонь, и многие от него умирают. Поэтому сам царь Астерион попросил гостя поймать двух змей и освободить их от яда, чтобы жрица без страха могла преподнести их богине.

По традиции молодая жрица, которой выпадала честь совершить ритуал подношения даров, сама ловила двух змей, укладывала их в корзину, из которой ей позже приходилось их вынимать и класть на алтарь перед тем, как приступить к церемонии. Молодые жрицы проходили особый курс обучения, кроме прочего, их учили обращению со змеями. Однако несчастные случаи не были редкостью.

Хети предпочел думать, что гостеприимные хозяева обратились к нему с этой просьбой, чтобы избавить жрицу от необходимости ловить змей. Конечно же, им не пришлось его уговаривать, особенно когда он узнал, что этой жрицей оказалась Амимона… И вот, радуясь в душе тому, что это испытание лишний раз позволит ему продемонстрировать свое мастерство и произвести на понравившуюся девушку впечатление, Хети с рассветом отправился на поиски рептилий. Но шел он не один, с ним была Пасифая, великая жрица храма Дикте, считавшаяся Повелительницей змей. Она показывала юным жрицам места, где водились змеи. Ява тоже пожелал участвовать в этой охоте, его сестра попросила их взять ее с собой. Потом к этой группе присоединились царь с царицей и несколько придворных.

Как только они пришли на место, указанное Пасифаей — а это была тропинка, вьющаяся между каменистых холмов, покрытых душистыми травами, — Хети без труда обнаружил след, оставленный змеей (для церемонии нужны были змеи особого вида, с треугольной головой). Очень скоро он нашел первую, а следом за ней и вторую, и сунул обеих в корзину, которую несла не отстававшая от него ни на шаг Амимона.

На обратном пути теперь уже он шел за ней следом. Во главе процессии шествовала Пасифая, объявившая, что раз змеи пойманы, пора отправляться к глубокому гроту на склоне горы Дикте, в котором совершалась церемония вознесения даров. Грот этот находился недалеко от храма, расположенного ближе к вершине горы.

Хети не мог оторвать взгляд от Амимоны, которая шла прямо перед ним. Внезапно в памяти ожило воспоминание: Мерсебек, жрец храма Собека, который посвятил его, подростка, в отношения людей и богов, а также стал его наставником в делах любовных, рассказывал, что, покинув бренное тело, душа человека предстает перед божьим судом, где признается во всех грехах, совершенных на земном пути. А точнее, клянется, что не совершала грехов: не развратничала, не заводила шашней с женой соседа, не лгала, не жульничала, не крала, не причиняла огорчений, не сеяла раздоров… Теперь, когда он точно знал, что его горячо любимая супруга жива, не совершает ли он грех, с вожделением глядя на другую женщину? Он вспомнил, что Исет, по словам Хануна, взяла себе в спутники человека, когда-то выкравшего ее из дома супруга. Если так, то можно ли сомневаться в том, что его жена отказывает Мермеше в плотских удовольствиях? Вот оно, оправдание, позволяющее заглушить угрызения совести! И если уж на то пошло, сам Мерсебек говорил, что никто точно не знает, каковы требования богов… Разве наделены божественной властью те, кто заявляет, что его устами говорит божество? Как можно узнать, правда ли, что тот, кто объявляет себя пророком, как, к примеру, первый пророк Амона, действительно удостоился божественного откровения? Мерсебек, первый жрец бога Собека, знал, о чем говорил. Однажды он признался, что жрецы и пророки прикрываются своим божественным предназначением, чтобы править людьми, которые в большинстве своем глупы, легковерны и всегда готовы слушать того, кто кричит громче всех и заявляет уверенно и высокомерно, что является божественным глашатаем.