Служивший еще в Первую мировую генерал Паулюс тоже рассчитывал, что защитники Сталинграда предпочтут «разумную и цивилизованную» капитуляцию.

Подняв 16 сентября на территории Сталинграда знамя с нацистской свастикой, «покорители Европы» думали, что город захвачен окончательно. Они даже стали строить железную дорогу для более быстрой переброски войск!

Но гитлеровцы и их командующий жестоко ошиблись.

«Дикие азиаты» не хотели принимать «цивилизацию», которая уничтожала своих же граждан только за то, что они имели иную культуру, религию, ту «цивилизацию», которая отказывала больным и слабым в элементарном сострадании, «цивилизацию», которая породила зловещую программу массовых казней «Т-4», Аушвитц и «Циклон-Б».

Евгеническая программа «расовой гигиены» «Акция Тиргартенштрассе-4» предусматривала сначала стерилизацию, а в дальнейшем – и физическое уничтожение людей с психическими расстройствами, умственно отсталых и неизлечимых больных, а также болеющих свыше пяти лет. Сначала уничтожались только дети до трех лет, а потом и люди любого возраста.

Вопросы «полезности» чудовищной «социальной программы» регламентировались внутренними документами «T-4»: «Производить уничтожение всех, кто не способен продуктивно работать, а не только лишенных рассудка».

Для поддержки населением программы эвтаназии проводились масштабные пропагандистские кампании, в ходе которых людей убеждали в том, что такой, откровенно людоедский подход к решению социальных проблем экономически выгоден.

На закрытом совещании 9 октября 1939 года число потенциальных жертв программы было установлено в 70 тысяч человек. Была принята пропагандистская формула «1000:10:5:1», согласно которой из каждой тысячи людей десять нетрудоспособны, 5 из 10 нужно оказывать помощь, а одного физически уничтожить. По этой формуле из семидесяти миллионов граждан Германии нуждалось в «дезинфекции» семьдесят тысяч человек.

Согласно документу, найденному впоследствии в замке Хартхайм, где и проводились казни «генетически чуждых элементов», до 1 сентября 1941 года было умерщвлено в рамках программы 70 273 человека. В документе, в частности, отмечалось: «Учитывая, что данное число больных могло бы прожить около десяти лет, сэкономлено в немецких марках 885 439 800,00».

Вот такая «цивилизованность»…

Защитники Сталинграда стояли насмерть не потому, что им в спины упирались стволы пулеметов заградотрядов НКВД.

Кстати, это – во многом не более чем либеральный миф, созданный через полвека после Победы моральными уродами и недобитками. Дело в том, что еще до Первой мировой англичанами была разработана тактика стрельбы из пулеметов с закрытых позиций – по пристрелянным точкам на местности. Поскольку та война была позиционная, то такая тактика позволяла не давать противнику вылезти из окопов. Также можно было поражать противника в окопах или вести огонь через головы своей наступающей пехоты. Этой тактике в Красной Армии обучали вплоть до начала Великой Отечественной.

Беспримерная стойкость советских солдат породила новую тактику войны. Уличные бои были самыми жестокими из всех. Дистанции бросков и прорывов здесь измерялись не километрами, как в блицкриге, а метрами. Кровавыми метрами…

Отдельное здание приобретало значение крупного узла сопротивления. Расположенный там «гарнизон» мог обороняться сутками, а то и неделями, пополняя боекомплект и другие запасы по подземным коммуникациям.

Массовость прорывов и фланговых охватов уступила место тактически грамотным, выверенным действиям малых групп бойцов. Обычно бои и с той, и с другой стороны велись подразделениями численностью не более усиленной роты, а это около 130–150 штыков.

Гитлеровцам было в этом плане легче, поскольку с начала Второй мировой войны они применяли батальонные и ротные «кампфгруппы», которые объединяли пехотные подразделения, танки, полугусеничные броневики с установленными на них орудиями поддержки или зенитными «флакцвиллингами», саперов, огнеметчиков, артиллеристов. Такие «боевые группы» отличались высокой тактической гибкостью, быстротой маневра и достаточной огневой мощью.

Но и красноармейцы были не лыком шиты: они быстро переняли тактику противника и существенно расширили набор боевых приемов ведения уличной войны. В ней на первый план вышла выучка отдельного солдата, его боевой опыт, смекалка и сноровка. Многие из ветеранов, особенно командиры, участвовали в уличных боях еще в Испании в 1936–1938 годах. Там же впервые танки, пока еще легкие Т-26, БТ-5 и БТ-7, впервые воевали на улицах города.

Бои за Сталинград научили ценить и время. Стоило солдатам продержаться несколько лишних минут в невыносимо тяжелых условиях, когда, казалось, напряжение достигало предела человеческих сил, и это уже решало исход жестокого боя в нашу пользу. Как при обороне, так и при штурме высоты, укрепленного пункта очень часто даже не минуты, а секунды играли решающую роль!

В боях за Сталинград также пришлось отказаться от обычного порядка размещения командных пунктов и штабов всех степеней. Обычно принято, что штаб дивизии находится в нескольких километрах от переднего края или по крайней мере в более глубоком тылу, чем штаб полка и батальона.

В Сталинграде же командный пункт 62-й армии в период уличных боев размещался рядом со штабами батальонов. От КП армии до переднего края обороны часто было не более 200–400 метров. И то, что было совершенно неприемлемо в полевых условиях, в Сталинграде было необходимо и играло немалую роль в воспитании железной стойкости воинов армии. Солдаты всегда видели старших командиров рядом с собой в окопах в самые тяжелые моменты боя.

«Окружения не существует! – так учили солдат и офицеров 62-й армии. – Существует круговая оборона!» В тяжелейших условиях уличных боев сражение распадалось на отдельные локализованные, но оттого не менее жестокие схватки. Части Горохова и Болвинова, почти полностью отрезанные от основных сил армии, больше месяца упорно отбивали атаки превосходящих сил гитлеровцев. Воины Людникова на участке еще меньших размеров сорок дней стойко сражались в трудных условиях и нанесли противнику тяжелый урон.

Когда в сводке Совинформбюро сообщалось о продвижении наших войск на 200–300 метров или о переходе на другую сторону улицы, это означало, что здесь был проведен бой огромного напряжения и преодолены сильные укрепления.

* * *

Сами немцы дали самую объективную оценку своему стойкому и беспощадному противнику. Знаменитый пилот «штуки», командир бомбардировочно-штурмового подразделения «Юнкерсов-87» StG-2 так описывает бои за город на Волге:

«Мы должны сбрасывать наши бомбы чрезвычайно аккуратно, потому что наши собственные солдаты находятся всего в нескольких метрах, в другом погребе или за обломками соседней стены. На наших фотокартах города различим каждый дом. Цель каждого пилота точно помечена красной стрелкой. Мы летим с картой в руках, нам запрещено сбрасывать бомбы, прежде чем мы наверняка опознаем цель и определим точное положение своих войск.

Пролетая над западной частью города, вдали от линии фронта, удивляешься царящей здесь тишине и почти обычному движению по дорогам. Все, в том числе и гражданские, занимаются своими делами, как будто город находится далеко за линией фронта. Вся западная часть города сейчас находится в немецких руках, только в меньшей восточной части, на самом берегу Волги еще остались очаги русского сопротивления и здесь идут яростные атаки. Часто русские зенитные орудия замолкают к обеду, возможно потому, что они уже израсходовали все боеприпасы, которые им подвезли из-за реки прошлой ночью. На другом берегу Волги советские истребители взлетают с нескольких аэродромов и пытаются ослабить наши атаки на русскую часть Сталинграда. Они редко преследуют нас над нашими позициями и обычно поворачивают обратно, как только под ними уже нет их собственных войск. Наш аэродром находится рядом с городом, и когда мы летим в строю, то должны сделать один или два круга, чтобы набрать определенную высоту. Этого достаточно для советской воздушной разведки, чтобы предупредить зенитчиков. Судя по тому, как идет дело, мне не нравится мысль о том, чтобы отлучиться даже на один час, слишком многое стоит на кону, мы чувствуем это инстинктивно. На этот раз я нахожусь на грани физического срыва, но если они решат, что я болен, это будет означать потерю моего подразделения и этот страх придает мне новые силы. После двух недель, во время которых я чувствую себя скорее в Гадесе, подземном царстве теней, чем на земле, я постепенно восстанавливаю силы. Между делом мы наведываемся в сектор севернее города, где линия фронта пересекает Дон. Несколько раз мы атакуем цели рядом с Бекетовым. Здесь зенитки ведут особенно сильный огонь, выполнить задание очень трудно. Согласно показаниям захваченных в плен русских, эти зенитные орудия обслуживаются исключительно женщинами. Когда мы собираемся на дневные вылеты в этот сектор, наши экипажи всегда говорят: «У нас сегодня свидание с этими девушками-зенитчицами». Это ни в коем случае не звучит пренебрежительно, по крайней мере для тех, кто уже летал в этот сектор и знает, как точно они стреляют».