– Я сейчас вернусь, – сказала она Лизавете тоном, не терпящим возражения.

На минутку забежав в номер и обувшись, она вышла на улицу.

Внимательно оглядев дворовую территорию, Мира никого не обнаружила, кроме нежащейся на солнышке Мурки. Но не может же кошка следить за ней, смотреть в окно, заходить в номер! Фантастика. Наваждение какое-то. Мира решила-таки рассказать обо всем Михалычу. Пусть знает, что творится у него в гостинице.

Она вернулась к ведру и швабре и занялась санузлом. Помимо пола помыла душевую кабину, раковину и унитаз. Затем пришел черед остальных этажей. Мира два часа без остановки надраивала коридоры и номера, пока не почувствовала, что силы ее на исходе. Тогда, наконец, она спустилась с твердым намерением объявить свой рабочий день оконченным.

Честно выполняя обязанности горничной, Мира совершенно позабыла про родителей. Когда она достала телефон, тот ломился от пропущенных звонков и эсэмэсок. Мира еще с вечера поставила его на беззвучный режим, да так и не включила звук. Она написала матери, выслала несколько фото, которые были сделаны еще в первый день на теплоходе, в том числе и фото из бара, где их с Анжелой, сидящих за столом, сфотографировал Сергей. Мать слегка успокоилась, но все равно не унималась, требуя немедленно починить телефон. Мире с трудом удалось закончить переписку.

Лизавета ушла в буфет готовить обед. Глядя, как она неряшливо режет овощи и кидает немытые куски мяса в липкую от жира кастрюлю, Мира с трудом подавила рвотный рефлекс. Неужели эту стряпню кто-то ест? Неужели поблизости нет какого-нибудь кафе или хотя бы продуктового магазина? Она решила пойти на разведку. Без разрешения Михалыча делать это опасно, но его нигде не было видно, и Мира осмелилась совершить первую самостоятельную вылазку.

Она вышла со двора и пошла наугад по пыльной грунтовой дороге, идущей наискосок от шоссе. Вскоре на глаза ей попался маленький магазинчик. Мира зашла туда. Ассортимент был не ахти, но все же ей удалось приобрести пару помидоров, огурцов, творожный сыр, булочку и мало-мальски приличный чай. Помятуя наказ Михалыча, она не пользовалась карточкой, а тратила оставшуюся наличку. Чрезвычайно довольная собой, Мира вернулась в гостиницу и, не обращая внимания на пыхтящую от гнева Лизавету, до блеска отмыла одну из тарелок, нарезала себе салат. Потом она так же отдраила чашку, заварила свежий чай, намазала на хлеб сыр и с удовольствием перекусила. Пока Мира раздумывала, чем заняться до вечера, в буфете показался Михалыч. Он втянул носом пар, идущий от Лизаветиной стряпни, и скривился с отвращением.

– Фу. Опять ты свое варево сварганила. И что только ты туда кладешь? Мухоморы?

– Все свежее, – обиделась Лизавета. – Мясо, картошку, капусту, морковь. А на второе бефстроганов с макаронами. Садитесь кушать, Лексей Михалыч.

– Да не, я в поселке уже пообедал. Так заглянул, проведать, как вы тут. – Он вопросительно поглядел на Миру.

– Все в порядке, – сказала та и, преодолев смущение, прибавила: – Хотите салата?

– Хочу! Сто лет не ел салат. Одни макароны каждый день. Давай, накладывай.

Мира отмыла еще одну тарелку и положила в нее остатки салата. Михалыч с аппетитом прикончил его за минуту.

– Вкусно! Не то что твое пойло, Лизавета.

– А вы ее еще и поварихой возьмите, – сердито пробурчала та. – Возьмите, да. Пусть готовит, раз вам так нравится.

– Нет. – Михалыч весело усмехнулся. – Поварихой – это уже перебор. Ладно, Лиза, не злись. Готовь сама, только, прошу, будь поаккуратней. Фартук хоть постирай, а то он у тебя черный от грязи.

– Да когда ж мне все успеть, – посетовала Лизавета. – Кручусь целый день, как белка в колесе.

Мира невольно фыркнула. Михалыч посмотрел на нее и ухмыльнулся. Лизавета побагровела не то от злости, не то от стыда и, громко топая, покинула буфет.

– Видел я твою работу, – уважительно сказал он. – Ты просто молодчина. Жаль, что я не могу оставить тебя работать у нас навсегда. Я б тебе хорошо платил.

Мира грустно усмехнулась. Он понимающе кивнул.

– Тоскуешь? Ясное дело. Потерпи, не так много осталось. Разве тебе здесь плохо?

– Нет, нормально. – Мира помялась и решилась: – Только… Только, дядь Леш, мне кажется, кто-то следит за мной.

– Следит? – Мохнатые седые брови Михалыча сошлись на переносице. – Быть того не может. Некому тут.

– Может… это из полиции? – робко предположила она. – Вычислили нас.

– Не говори ерунды, – твердо произнес Михалыч. – Какая здесь полиция? Просто у тебя нервы шалят. Попей валерьянки. У Лизки есть склянка. Я ей велю, чтобы тебе дала.

Мира поняла, что дальнейшие разговоры бесполезны. Михалыч не верит ей, и кто-то другой вряд ли поверил бы. Однако она ясно помнила жуткое ощущение того, что на нее кто-то смотрит. Из окна, из двери, из кустов – отовсюду. Валерьянка здесь не спасет. Мира невольно вздохнула. Михалыч глянул на нее сочувственно и положил руку на плечо.

– На сегодня хватит работы. Иди отдыхай. Можешь прогуляться до берега. Не бойся, тут у нас спокойно, никто тебя не тронет. И не забывай родителям писать.

– Я пишу.

Мира сложила стопкой грязные тарелки и понесла в раковину. Михалыч немного понаблюдал за ней, а затем ушел. Вернулась Лизавета, налила огромным половником из кастрюли супа в несколько замызганных плошек, навалила в тарелки слипшиеся макароны и мясную жижу. Поставила все это на поднос и куда-то поволокла. Очевидно, кто-то из постояльцев не считал толстухину стряпню помоями и заказывал обед в номер. Мира сполоснула тарелки, чашки и спрятала их высоко на полку. Отныне это будет ее личная посуда, и другую она постарается привести в порядок. Мира критически оглядела буфет. Да, она вычистит здесь все до блеска, только не сейчас. Сегодня, как сказал Михалыч, она отдыхает.

Мира решила послушаться его совета и сходить на берег. Она оделась потеплее и вышла из отеля. Мурка снова сидела на дорожке и смотрела на нее глазами-блюдцами. Мира дала ей немного сыра, специально завернутого в салфетку. Кошка понюхала его и с брезгливым видом отвернула усатую морду.

– Не хочешь, как хочешь, – сказала ей Мира. – Больше у меня ничего нет.

Мурка мяукнула весьма неприветливо. Мира украдкой показала ей язык и, миновав двор, не торопясь зашагала мимо маленьких деревянных домиков. Она хорошо помнила дорогу, по которой они с Михалычем шли с берега. Навстречу попадались немногочисленные прохожие. Мира вспомнила, что на берегу может оказаться автолюбитель со своей дочкой, они же собирались жарить шашлыки. От этой мысли ей стало веселее, и она прибавила шагу.

Вскоре за деревьями мелькнула вода. Пахнуло речной тиной. Мира вышла на пляж.