Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я задолжал тебе, друг. Здесь не всё. Но… так.
– Это не обязательно… Я могу подождать.
– Я знаю, мистер Конго. Ты редкий экземпляр. Лучший в моей жизни.
Мистер Конго раскраснелся от комплиментов, но его чёрное лицо оставалось чёрным. Он быстро, как бы стараясь не испачкаться переложил деньги в боковой карман брюк. Ловким это движение назвать было сложно. Он чуть не перевернул стол, когда пытался освободить пространство в кармане и затолкать купюры. Пересчитать сумму при человеке, который… Который… Он не решился бы даже под пытками. Подошедший сомелье, как жонглёр, схватил стремящийся к земле бокал, слетевший со стола во время этого маленького землетрясения.
– Добрый день, месье. Понсо, Мон Люизан Блан 2015, – сомелье сказал это так, как будто представлял парламенту нового президента республики. И этот президент не чета предыдущим, с ним всё наладится. С ним страна наконец выйдет из всех кризисов, к которым привела никудышная работа предшествующих горе-правителей. После этой судьбоносной встречи гости, конечно, должны были встать и быстрым движением опустить подбородки, приветствуя Понсо. Но они ограничились благодарными и восторженными взглядами и возгласами.
– Понсо! – поздоровался с бутылкой гольфист.
– Понсо! — чуть эмоциональнее повторил кедди.
Сомелье провел обряд открытия хорошей «Бургундии». Он закатывал глаза, тихо бубнил, выкладывал сакральную, дряблую, промокшую насквозь пробку на серебряный поднос. Он делал всё, что нужно делать, чтобы оправдать стоимость этого вина и свою заработную плату. Человечество охотно принимало подобные трюки. Человечеству было скучно в период, когда не было больших войн. По крайней мере, той части людей, которая не слышала канонады. Струя пожелтевшего, почти прозрачного вина, словно расслоенный резиновый жгут, наполнила два пузатых бокала. Откровенно говоря, ко вкусу этого вина у неподготовленного гостя могли возникнуть вопросы. Впрочем, ритуал, проделанный ранее сомелье, отбивал желание дискутировать. Но аромат! Аромат оправдывал потраченные на него деньги и время. Будьте уверены, лучшие парфюмеры готовы были стоять на коленях, выпрашивая у природы рецепт этого магического запаха. Десятки нитей, скрученных в один канат, расслоить который и разгадать не в силах ни один, даже самый сильный нос. Возможно, только Этьен? Коккер-спаниель месье Саджера. Но он не разбирался в вине…
– Спасибо. Я не буду пробовать. Понятно, всё хорошо, — сказал месье Монтаже, когда сомелье налил дегустационный глоток в его бокал.
– Пробка не выглядит сухой, – мистер Конго всё же пил в жизни меньше дорогих вин, и его смущал внешний вид пробки.
– Будь в бокале вода… Я готов платить за аромат. Я услышал его, как только Вы открыли бутылку. Спасибо, что поделились с нами этой драгоценностью, – сбрызнул лестью огрех своего товарища опытный в таких делах месье Монтаже.
– Со вкусом всё в порядке, он ровно такой, как в десяти предыдущих бутылках, – спокойно и уверенно заявил сомелье.
– Пробка ничего не значит, если нет аромата трихлоранизола.
– Совершенно верно, месье Монтаже.
Как в любом хорошем месте, нацеленном продавать услуги дорого, будь то ресторан, отель или спа салон с белоснежными шёлковыми простынями, затерянный в джунглях – персонализация гостя имеет решающее значение в сервисе. Любой человек становится больше, когда его имя звучит из уст персонала. Месье Монтаже знал, как правильно реагировать в этой игре. Он чуть повернул голову в сторону сомелье, сказав таким образом: «я оценил ваш сервис», не позволяя себе скатываться до улыбки или благодарности.
– Спасибо, извините, – теперь мистеру Конго стало стыдно за невежество в вопросе пробки.
Невероятный человек, этот мистер Конго. Кто-то скажет – глупый. Нет, он невероятный!
– Передайте официанту, мы будем два французских сета. Мне с кроликом, а месье с голубем.
– Нет! Я тоже… Я кролика.
Вино закончилось быстро. Его чуть хватило на основной курс. На вторую бутылку гости не решились, и ограничились дижестивами. Кролик оказался неплох, но после встречи с Клодом Саджером для мистера Конго не будет существовать ресторана и шефа, который готовит его лучше. Его более опытный и хладнокровный подельник по ароматам, скатертям и тарелкам готов был поспорить с такой принципиальностью, но не стал этого делать. Он позволил доброму товарищу почувствовать свою значимость и быть ведущим в их старой слётанной паре. Если быть откровенным, а месье Монтаже мог себе это позволить, то, по сути, кедди опередил его в жизни. «От добра. В жизни хорошее от добра и бескорыстия. Вино на столе. Стал важнее меня. От рождения. Такое не воспитаешь и не выучишь. Даже если до этого… ты выучил китайский, и тебе нечем заняться. Господи, ты видишь! Я пью Понсо благодаря моей дружбе с кедди. Верно! Грустно», – такие неуютные мысли скакали в голове человека, на лице которого всё же еще можно было найти улыбку. Но, возможно, это старые морщины вокруг рта?
– Как тебе удалось? Мне отказали. Старые заслуги теперь не в счёт.
– Заказать стол? Месье Саджер. Его су-шеф. Мы вместе провожали шефа в аэропорт. Он финн. Меган. Как «Рено», — мистер Конго засмеялся. – На обратной дороге разговорились. Я позвонил Мегану. Он позвонил месье Труа. Вот и всё.
– Так просто.
– Да.
– У меня есть для тебя кое-что. Это… Ты оценишь. Ты точно! И… Сейчас.
Месье Монтаже встал из-за стола и взглянул на темнокожего мужчину. Он хотел еще сказать, что-то хорошее, но сдержал себя. Получилась неловкая пауза.
– Всё в порядке? – робко поинтересовался мистер Конго.
– Да. Сейчас.
Месье Монтаже исчез на несколько минут и вернулся с длинным тубусом, завёрнутым в подарочную бумагу. Похоже, он прятал его на входе.
– Подарок, – констатировал игрок в гольф. – Тебе!
– Спасибо. Клюшка…
– Не смотри так. Я знаю, что ты не способен попасть по мячу. Она не для игры. Открой.
Стараясь не повредить оберточную бумагу, мистер Конго долго подступался к крышке тубуса. Такое внимание старого товарища окончательно разрушило в нём координацию. Руки не слушались. Он и так-то был громоздким и неуклюжим в движениях, что всегда было предметом их совместных шуток.
Наконец клюшка была извлечена.
– Она твоя! Я не буду ничего слушать в ответ, – месье Монтаже пришлось применить строгий и повелительный тон. Он не хотел растягивать передачу этой реликвии на несколько неловких минут.
– Я помню её. Он проиграл и был зол. Но всё же вы поменялись клюшками, и он расписался. Первый и сотый.