— Как ты себе это представляешь? — не удержалась Виктория. — У него глаза как бинокль. Он следит за мной.

Сказала и язычок прикусила — сейчас Марина начнет требовать подробности.

— Он что-нибудь заподозрил? — насторожилась Марина.

— Вынюхивает.

— Я скажу Максу — пусть отправит его в деревню. Пусть наймет бригаду для ремонта. Пускай займется домом. Срочно. Скажу, что девочкам нужен свежий воздух. Ничего, Вика, не переживай. Мы его уберем.

Вика покосилась на подругу. Со времени их первой встречи здесь, в больнице, Марина заметно сдала. Под глазами образовались коричневые круги, а сами глаза, когда-то цвета летней зелени с одуванчиками, потускнели, как та же трава в октябре. Но едва Марина заговаривала о Викином «внедрении» в семью, глаза зажигались, освещались дрожащим огнем, как если бы кто-то внутри Марининого существа раздувал затухающий костер. Новая идея, вероятно, питала ее, и Виктория не чувствовала за собой права отнять у подруги эту слабую подпитку. Хотя сама роль, предложенная Мариной, была Вике неприятна и чужда, она всякий раз своей рукой подкладывала углей в тлеющий костер, плохо представляя, во что все это выльется.

— Не огорчайся, если Макс не станет сразу уделять тебе много внимания, — говорила Марина, рисуя прутиком на дорожке. — Ты должна приучить его к мысли, что только ты одна способна его понять и принять таким, какой он есть.

Когда Марина так говорила, Вика начинала молча кипеть, пряча пар, как сковородка.

Понять его! Нужно ему ее понимание! У него бабы на уме. «Клиенты»! Он и дома не бывает. Боже! Можно ли быть такой слепой и наивной, как Марина? Да когда она стала такой? Да она ли это? Маринка, умная, проницательная Маринка, которая замечала каждую деталь, каждую незначительную деталь! «Мужик на велике, обрывок газеты, платье на веревке…» Она так разбиралась в людях, что, бывало, с лету давала им безошибочные прозвища. Она же научила этому Викторию. Когда же Марина утеряла эту способность? Или.., она притворяется?!

Смутная тень догадки потревожила Викторию.

— А ты сама-то его понимаешь? — не скрывая сомнения, спросила Виктория.

В конце концов, она должна знать, что думает Марина о своем муже. Это тогда, когда Виктория была с ним не знакома, ей можно было припудрить мозги на предмет его надежности, солидности и прочих неоспоримых достоинств. Но когда приходится жить с человеком под одной крышей — хочешь не хочешь всплывают нюансы.

— Вика, милая… — Марина положила свои холодные пальцы на ладонь подруги. — Все мужчины — дети. Ты детей любишь? Полюбишь и Макса. Никакой разницы. Это большой ребенок. Он играет в адвоката. Адвокат, по его представлениям, должен иметь хорошую квартиру, чтобы не ударить в грязь лицом перед клиентом, светскую жену, которая впишется в его круг, и милых неназойливых деток. Он очень любит играть в эту игру, и ему лишь необходимо подыгрывать.

— Вся жизнь — театр, и люди в нем — актеры… — вслух подумала Виктория.

— Вот именно! — подхватила Марина. — Ему только подыгрывай, он даст тебе все, что ты хочешь.

— А чего ты хотела? — не унималась Виктория. Тень догадки уже распростерла над ней свои крылья.

— Я хотела иметь нормальную семью, — отрезала Марина. — НОРМАЛЬНУЮ!

Виктория прикусила губу. Она уже сожалела о своих вопросах. Лицо Марины странно вытянулось, и левая щека начала подрагивать. Виктория не знала, как исправить свою ошибку.

— Я хотела, чтобы у моих детей были мать и отец. Чтобы отец зарабатывал деньги, а мать заботилась о них. И они знали бы, что так будет всегда! — Марина говорила шепотом, но Виктории казалось, что она кричит. — Чтобы дети знали, что их не бросят, не променяют на водку, что… — Марина уже не могла говорить шепотом и на самом деле выкрикнула:

— Что у них есть дом! — И отвернулась.

Виктория молчала. Мысленно она уже нахлестала себя по щекам и обругала матом. Ведь витала же над ней та самая тень, так нет, мало показалось — надо было ляпнуть.

Марина, правда, быстро справилась с собой и вскоре обернулась, уже улыбаясь:

— Я выбрала Макса, исходя из этих требований. Он был благообразен до педантичности. Он постоянен, как Китайская стена, и предсказуем, как все постоянное. Именно это меня в нем и устраивает.

«А меня?» — тускло подумала Виктория, но вслух сказала:

— Прости, Марин, я не хотела.

Потом, позже, в трамвае, Виктория не могла отделаться от мыслей о Марине. О том, какие странные уроки извлекла та из своего детства. Исходя из слов Марины, все выглядит логичным и закономерным. Но, роясь в своих воспоминаниях, Вика не могла найти там истоков той Марины, которая лежала сегодня в клинической больнице имени Калинина, абсолютно другая.

То, что родители Марины пьют, Вика узнала от своей матери. Вернее, услышала случайно разговор матери с отцом. Марина же говорила, что приехала к бабушке на лето. Осенью, когда новая подружка пришла в ту школу, где училась Вика, они сели за одну парту. Марина объяснила, что прежняя школа чем-то не устраивает ее родителей и они решили подыскать школу получше. Нашли ту, где учится Вика. Ну а раз эта школа от их дома далеко, то Марина поживет пока у бабушки. Вику объяснение вполне устраивало. А иногда она откровенно завидовала подружке — никакого тебе контроля, никаких назиданий, придирок — бабушка есть бабушка. Однажды Вика ехала с матерью в электричке. Народу было не очень много, и Вика от нечего делать принялась всех рассматривать. Ее внимание привлекла компания молодых девушек, судя по всему, студенток. Они что-то оживленно обсуждали и то и дело заливались смехом. Вике было ужас как интересно узнать, над чем так хохочут студентки, но они сидели далековато. Кроме них, в вагоне ехали две бабули-пенсионерки.

А прямо напротив Вики и ее мамы, на соседних, обращенных друг к другу скамейках, ехала пара, которая сразу привлекла внимание Вики. Пара была необычной. Мужчина и женщина. Сначала женщина спала, привалившись к боку мужчины, то и дело роняя голову и, вздрогнув, возвращая ее на место. Мужчина сидел, осоловело глядя прямо перед собой, редко и неритмично моргая. Одет он был в мятую несвежую рубашку и вытянутые на коленках брюки. Лохматые волосы торчали в разные стороны. Вика догадалась, что перед ней пьяница. Молодой, высокий, но — пьяница. Такие в достаточном количестве водились у них в Первомайске.

Но женщина… Она еще спала, но по всему было видно, что и она пьяна. А когда женщина проснулась, на эту пару уже нельзя было не обратить внимания. Все, кто был в вагоне, и обратили. Глядя на женщину, можно было догадаться, что это ее всегдашнее состояние. Что она давно не просыхает. Лицо выглядело до того опухшим, что казалось накачанным воздухом вроде надувной игрушки. Заплывшие глаза оставляли для зрачков лишь маленькие щелки. Волосы непонятного цвета торчали как пакля. Из-за одутловатости лица не представлялось возможным определить возраст. Казалось, что за каждой щекой у нее спрятано по конфете.