— Я имею в виду потом, не сейчас.

— Я тебя понял.

Из кухни потянуло дымком — там курили.

— Я собираюсь заняться дедовым домом. Кстати, ты не надумал продавать свою половину?

— Дедов дом? Ты серьезно? Запрешься в эту глушь?

Что-то шумно передвинули на столе. Виктория начала мерзнуть, но включить горячую воду не решилась. Интересно получилось бы, если б в разгар разговора эти двое услышали в ванной журчание воды.

— Датам, наверное, летучие мыши поселились. Там ведь практически не жил никто.

— Теперь стану жить я.

— У меня пет слов! — Макс шумно поднялся, отодвинул стул.

Виктория не слышала, что ответил Кит, но с облегчением убедилась, что братья покидают кухню. Их голоса недолго доносились из гостиной, а затем все звуки поглотил кабинет. Стуча зубами, она вылезла из ванны и завернулась в полотенце. На цыпочках пробралась к себе и залезла под одеяло. Когда уже проваливалась в сон, услышала скрип дивана в малой гостиной, недолгую возню за стеной, и в приоткрытую дверь ее комнаты вполз чужой запах. Резко обозначенный, как и его хозяин. Запах кожи, сигарет и бензина. Виктория повела носом — так и есть, бензина. Ну и соседство! Вскоре Протестант ровно засопел, зато сон Виктории растворился, как и не было. Она ворочалась, переживая внезапное вторжение. Почему-то она приняла сторону хозяина и тоже осуждала Протестанта. Она сразу отнесла его к тем людям, которые любят выпендриваться по поводу и без повода.

Утром она проснулась от шума в малой гостиной. Хрипловатый голос Протестанта смешивался с повизгиванием Ренаты и хохотом Карины. Виктория поднялась и стала приводить себя в порядок. Настроение было паршивое, и хотелось поворчать. Присутствие нового лица создавало для нее большие неудобства. Чтобы выйти умыться и по другим своим делам, она должна пройти через малую гостиную. В конце концов, Макс мог бы разместить своего родственника и в большой гостиной или же отдать ему свой кабинет. Но вероятно, родственные чувства столь «сильны», что чем дальше друг от друга, тем лучше. А такие мелочи, как соседство малой гостиной с комнатой гувернантки, в расчет не берутся. Зачем? Виктория со злостью выгладила новую лимонную блузку и юбку с разрезом на боку. Нацепив все это на себя, решительно взглянула в зеркало. Не обращая внимания на зверское выражение лица, подобрала волосы заколкой и открыла дверь.

— Дядя Кит, побудь слоном! — кричали девочки в два голоса.

Малая гостиная оказалась перевернутой вверх дном. На полу валялись диванные подушки, плед, вещи Протестанта. Сам он в одних джинсах и босиком бегал на четвереньках из детской в гостиную и назад, а девочки носились за ним, пытаясь оседлать. Вероятно, он изображал бешеного мустанга. «Похож!» — с ядом подумала Виктория. Но его настоятельно упрашивали стать слоном.

— Доброе утро, Виктория Викторовна! — прокричали девочки, проносясь мимо нее.

— Доброе утро, — ответила Виктория, не без интереса созерцая происходящее.

— Бонжур, мадам!.. — Мустанг остановился на пороге, ничуть не смутившись, тряхнул головой и.., превратился в слона! Девочки с готовностью оседлали его, и процессия прошествовала мимо.

Бессовестно окинув Викторию своими шоколадными глазами, нагло играя мускулами голого торса, Протестант провез сестер в детскую. Виктория рванула прочь из гостиной и в коридоре чуть не сшибла хозяина.

— Хотите кофе? — изобразив самую сладкую улыбку на лице, спросила она.

— Не откажусь, — буркнул Макс, заглядывая через ее плечо в детскую. Но процессия уже скрылась там и, вероятно, неторопливо шествовала по улицам знойной и душной Индии.

Пока хозяин плескался в ванной, Виктория орудовала кофемолкой. Технику она освоила и теперь управлялась со всеми этими штучками даже не без некоторого изящества. Она сварила кофе для Макса, как ее учила Марина. Неторопливо поставила на стол чашку, вазочку с печеньем, сливочник и сахарницу. Она стойко выдержала пристальный взгляд хозяина, когда наливала ему кофе.

На лице ее тщательно была нарисована безмятежность. Она даже мурлыкала себе под нос негромко. Хозяин пил кофе и поглядывал на нее. Изучал ее новый имидж. Пристраивался, как говорила Александра. Почему-то присутствие в квартире Протестанта непонятным образом разряжало обстановку. Виктория впервые не чувствовала себя скованной в присутствии хозяина. И она догадывалась почему!

Если Макс считает ее деревенщиной, недотепой и вообще сумасшедшей, то кто он сам, имея такого брата? Его родственник Никитушка даст ей сто очков вперед! Виктории до него ого-го как далеко… Так что нечего зря время тратить на комплексы.

— Послушайте, Виктория, — с ноткой некоторого замешательства заговорил Макс, наблюдая, как она протирает стаканы. — Мой брат поживет у нас какое-то время…

— Прекрасно.

— В отличие от меня он, наверное, будет обедать дома. И ужинать.

— Замечательно.

— Конечно, вы не обязаны готовить для него… — Чувствовалось, что подобный топ был для Макса внове и он с трудом в него попадал. — И он мог бы сам что-нибудь себе готовить, но…

— Что вы! Мне совсем не трудно. Все равно я ведь готовлю для девочек и для себя.

— Правда? Вы меня очень обяжете. А то я опасаюсь, что брат по рассеянности устроит пожар.

Последнюю фразу Макс произнес безо всякого напряжения и с явным облегчением отодвинул чашку. Он вышел из кухни, в ту же минуту забыв о Виктории, о брате и обо всем домашнем. У Вики возникло ощущение, что он сложил их всех в ящик своего стола и с шумом задвинул туда безо всякого сожаления. Она невольно оглянулась, чтобы проверить свое ощущение, когда он в облаке дорогого парфюма наводил последний глянец на ботинках. Макс аккуратно прикрыл за собой дверь, ни разу не обернувшись.

Сложные мысли копошились в голове гувернантки, но все они моментально вылетели оттуда, едва она обернулась, чтобы позвать девочек к завтраку: грачиный глаз Протестанта насмешливо косил в ее сторону!

Приглашение на юбилей театра, в котором работала Александра, получили все, начиная с Карины и кончая Протестантом. По настоянию Марины Вика сходила к ее личному парикмахеру и подстриглась. Теперь она то и дело натыкалась в зеркале на свое новое отражение. Она не могла решить: идет ей стрижка или нет? Чувство неуверенности снова бесцеремонно занимало обжитое место в ее душе.

Театр был битком набит. После спектакля, когда Вика вывела детей в фойе, где должен был продолжаться праздник, лавина, вылившаяся из зала, чуть не потопила их и не разбросала как щепки. Вика подхватила Карину на руки, а Ренату держала глазами. Сначала она не обратила внимания, что девочки кому-то усиленно машут. Углядели кого-то знакомого в толпе. А когда народ понемногу рассеялся, заполнив собой ниши и кулуары, она поняла, кого увидели девочки. Здесь был Кит. Вел он себя довольно странно. На груди его болталась фотокамера с огромным объективом, а в правой руке имелась еще одна. Он неторопливо бродил средь толпы, лениво и скептически (как со стороны казалось) рассматривал работы юных художников на стенах. Но! Его темный грачиный глаз хитро косил в сторону, и неожиданно вылетала вдруг рука с камерой. Ослепляя на миг свою жертву, включалась вспышка, жертва делала большие глаза, иногда даже вскрикивала от неожиданности. Кит смеялся. И плелся дальше…