Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но теперь, после горького урока, он уже не прежний романтик. Уильям заставил себя убрать щеку с волос Маркейл.
— Ради Бога, неужели я должен просить еще раз? Убери руки.
Маркейл подняла голову: ее нос и глаза были красными, волосы спутанными, на щеке грязное пятно, на лице обида.
— Ты похожа на пугало, — усмехнулся он.
— О-о! — мгновенно рассердилась она, к его огромному облегчению, и, нахмурившись, разжала руки. — Ты такой… — Маркейл сжала губы, а потом бросила: — Сожалею, что слишком крепко держалась за тебя, но я не знала, что у тебя такая слабая шея.
Так было лучше. Уильям с облегчением вздохнул и свернул к экипажу. Он не сомневался, что люди на улице с интересом смотрят на них, но ему было наплевать.
— Можешь отпустить меня, теперь я могу сама пройти остаток пути, — заявила Маркейл.
— Без обуви?
— Ну и что?
Она не отступала ни на дюйм.
— У меня слишком много дел, чтобы я дожидался, пока ты доплетешься до экипажа, — не останавливаясь, бросил Уильям.
— А я не просила, чтобы ты нес меня.
— Очень жаль.
— Опусти меня, черт бы тебя побрал! — Ее возмущенный голос защекотал ему ухо. — Если ты этого не сделаешь, я закричу.
— По-моему, сегодня днем я обещал отшлепать тебя. Если ты закричишь, я сделаю это сейчас.
— Не получится, — отозвалась Маркейл слишком самодовольным тоном. — Ты не сделал этого раньше, не сделаешь и сейчас.
Она была права, но он, не желая это признать, пожал плечами.
— Прекрасно. Сейчас я это докажу.
Уильям сделал движение, как будто собирался опустить ее, но Маркейл лишь крепче вцепилась в него.
— Ты не можешь сделать это здесь.
— Почему же? — Он выразительно поднял бровь. — Хочешь проверить?
Маркейл медленно покачала головой, но выражение ее лица говорило о чем-то совершенно ином. Ее губы приоткрылись, глаза потемнели, и Уильям понял, что она вспоминает «шлепку», которую получила раньше. От того же воспоминания его тело напряглось, и он обрадовался, что юбки Маркейл скрывают его реакцию.
Маркейл вздохнула, и Уильям, взглянув на нее, внезапно увидел, что она так же устала, как и он.
— Уильям, пожалуйста… Это же нелепо.
Хотя она сопротивлялась и слегка брыкалась, ее голова теперь бессильно лежала у него на плече, и Уильям, почувствовав странную боль в сердце, крепче сжал Маркейл.
— Тогда в экипаж.
— У вас, сэр, оскорбительная привычка таскать меня, будто я мешок с мукой.
— Мешки с мукой не брыкаются, — отметил он.
— Брыкались бы, если бы с ними обращались так грубо, — скривив губы, парировала Маркейл.
— Это Постон выпустил тебя из экипажа?
— Нет. Он отправился к тебе на помощь, а меня запер внутри.
— Но теперь ты на свободе.
— Я очень постаралась, — надменно сообщила она.
С растрепанными волосами и испачканным грязью лицом Маркейл была похожа на разъяренного котенка, и Уильям, спрятав неуместную сейчас улыбку, примирительно сказал:
— Я виноват, что набросился на тебя за то, что ты так крепко держалась за мою шею. Но это мешало мне разбирать дорогу.
— Я тоже виновата, — помолчав, призналась она, к удивлению Уильяма. — Я очень беспокоилась. Корабль горел, потом раздался взрыв, и я представила себе, что ты, переломанный и побитый, пойман в ловушку горящей балкой, и никто не может добраться до тебя, а огонь сметает все вокруг…
— Боже правый, до чего красочное у тебя воображение!
— Я знаю. Такой уж уродилась.
— Должен признаться, что для того чтобы мир избавился от меня, нужно нечто большее, чем такой маленький взрыв.
— Ты что, неуязвимый? — с легкой насмешкой спросила Маркейл, всматриваясь в него сквозь влажные ресницы сияющими, более темными, чем обычно глазами.
— По крайней мере, сегодня.
Они подошли к экипажу, и Уильям вопреки прежним своим мыслям вдруг понял, что ему почему-то не хочется отпускать ее.
Он заслужил этот момент спокойствия, когда не подозревал ни в чем Маркейл, а она не противостояла ему. Однако скоро их отношения вернутся в свое нормальное состояние, на весьма скользкую дорожку. И, пожалуй, это лучше для них обоих, решил Уильям. Несмотря на все, что произошло между ними, он постоянно чувствовал, что какая-то неведомая сила все еще влечет его к ней. Получив в свои руки драгоценную вещицу, он никогда больше не увидит Маркейл, и так для него лучше.
— Интересно, — протянул он, заметив, что дверца экипажа болтается под каким-то немыслимым углом. — Как это ее угораздило?
— Пришлось постараться, — обронила Маркейл, разглядывая дело рук своих.
— Ничего не понимаю, — продолжал удивляться Уильям.
— Постон накрепко запер ставни и дверцы, и мне пришлось найти способ открыть дверцу изнутри.
— Я не видел Постона на набережной. Впрочем, это естественно, потому что там, по-видимому, собрался весь город.
Уильям поставил Маркейл на ноги. Нахмурившись при виде грязи у нее на платье и чулок, ставших черными. Бросив взгляд на ее лицо, он отметил, что она бледна под въевшейся сажей, на которой выделялись полоски от слез.
Он слишком поздно осознал, что, очевидно, питает слабость к эмоциональным женщинам, особенно к дамам с фиалковыми глазами и заплаканными лицами.
Чем скорее она вернется к своим обычным хладнокровию и выдержке, тем скорее он сможет получить шкатулку и забыть все, что случилось на этой неделе.
Отодвинувшись, Уильям окинул ее взглядом с головы до ног.
— Боже правый, сейчас ты похожа на чернорабочую.
— Да и ты выглядишь не лучше.
Дрожащая улыбка Маркейл пропала, а подбородок взлетел вверх.
— Да, но я был в гуще огня, а ты — нет. — Видя, как она старается найти язвительный ответ, Уильям скрыл удовлетворение и перевел взгляд на дверцу. — Как ты открыла эту дверцу? Вот чудеса!
— Я воспользовалась грелкой для ног, чтобы справиться со стержнем в петлях. — Она пошарила рукой внутри и подняла вверх стержень, странно приплюснутый на одном конце. — Видишь?
— Дьявольская хитрость.
— Я сделала то, что нужно было в тот момент.
Маркейл бросила стержень на пол экипажа.
Судя по тембру ее голоса, Уильям мог сказать, что теперь она немного пришла в себя и уже не выглядела такой ранимой. «Это хорошо, — подумал он. — Меньше всего мне хотелось бы сейчас иметь дело с плаксивой женщиной».
— Усаживайся. — Он кивком указал на экипаж. — Я найду Постона, и мы поедем.