Макдугал элегантно отдал честь и, повернувшись, принялся отдавать распоряжения команде, которая, восприняв это как признак того, что все нормализуется, заметно ожила.

Уходя, Уильям остановился, чтобы поблагодарить команду за храбрость при попытке спасти корабль, а затем зашагал по быстро пустеющей набережной. Ряд ведер напоминал об усилиях горожан и горожанок, делавших все возможное, чтобы спасти его корабль, а в конце этого ряда стоял все еще в фартуке плотный бармен и угрюмо смотрел в сторону моря.

— Спасибо вам за помощь.

Остановившись, Уильям похлопал мужчину по плечу.

— Всегда к вашим услугам, сэр. — Бармен слегка расправил плечи. — Люди с корабля спаслись?

— Все, и, если не считать одной сломанной ноги и нескольких незначительных ушибов, команда в полном порядке.

— Это чудо.

— Несомненно. Но оно не осуществилось бы, если бы не вы и остальные горожане. Уж не знаю, как их благодарить.

— Это же Саутенд-он-Си, кэп, — просиял мужчина. — Когда мы видим, что нужны, не задаем вопросов, а делаем то, что необходимо в эту минуту.

Уильям кивнул и, повернувшись, заметил лежавшую на причале накидку Маркейл.

Нагнувшись, он поднял ее; мягкая тонкая серая шерсть коснулась его пальцев, и блеснула красная атласная кайма. Ошибиться было невозможно: ни одна другая женщина в Саутенде не могла иметь такой дорогой накидки.

— Это накидка одной мисс. Она, должно быть, потеряла ее, — покачал головой бармен.

— Вы видели женщину, на которой она была?

— Не только видел. Я работал рядом с ней почти час.

Работал? Мужчина, наверное, слабоумный. Маркейл не замарает своих рук настоящей работой.

— Вы знаете эту мисс, кэп? — ворвался в мысли Уильяма голос бармена.

— Да. Сюда на набережную она приехала со мной в моем экипаже.

— О, она молодец. — В глазах мужчины светилось восхищение. — Она помогала нашей бригаде с ведрами, носила ведра с водой, которые тяжелее ее, и ни разу не пожаловалась.

Почему Маркейл помогала тушить огонь на его корабле? Уильям не мог придумать ни одной причины. До этого момента он был уверен, что она радовалась бы его потере.

Глядя на огромные ведра и устало потирая лоб, Уильям старался осмыслить услышанное.

— Да, — продолжал бармен, не заметив задумчивости Уильяма, — завтра она почувствует боль, не сомневаюсь. — Мужчина потер спину и поморщился. — И я сам тоже после того, как передавал наверх ведра, с водой. Мне жаль, что мы не спасли корабль.

— Вы делали все, что могли, и я бесконечно благодарен, — механически отозвался Уильям.

Он не мог представить, чтобы Маркейл закатала шелковые рукава и занялась такой тяжелой и грязной работой — таскала ведра с водой. Это совершенно не соответствовало его представлению о ней, тому образу, который она начертала собственной рукой много лет назад, Тогда в письме она откровенно сказала, что уходит от него к мужчине, более богатому и занимающему более высокое социальное положение, потому что такого богатства и положения Уильям никогда не достигнет.

Одна мысль об этом до сих пор заставляла сжиматься все его нутро. Он был настоящим дураком, слепым влюбленным идиотом, позволив ее письму — обнажившему ее настоящую подлую, трусливую, стяжательную, честолюбивую душу чуть не погубить его.

Для него это был жестокий урок, но благодаря ему Уильям стал умнее. Хотя он делил постель со многими женщинами и наслаждался своей законной долей удовольствия, он больше никогда не попадался на женские уловки.

Забросив накидку на плечо, он свернул к улице и сразу увидел Маркейл. Она осторожно лавировала между людьми, а некоторые мужчины останавливались и оглядывались, пораженные ее красотой.

Уильям вскипел от внезапно возникшей ревности. Проклятие, она должна была сидеть в экипаже.

Как она сумела выбраться? Каким-то образом ей удалось очаровать Постона? Но Уильям мог держать пари, что это невозможно.

Впереди Маркейл обернулась, прежде чем перейти дорогу, и Уильям заметил, что вид у нее совсем не холодный и элегантный, как обычно: платье грязное, лицо блестит от усталости, волосы прилипли к щекам и шее.

На другой стороне улицы она повернулась и печально смотрела на догорающие деревянные части «Хитрой ведьмы», шипящие в море. И выглядела при этом неподдельно печальной. От этого заключения у Уильяма сжалось сердце, и он нахмурился, отказываясь сопоставить свое прежнее представление о Маркейл с ее самоотверженным поведением в этот день, а потом, после короткого размышления, покачал головой и уверенно зашагал к ней.

Маркейл некоторое время постояла лицом к океану, зажмурилась, а потом, словно внезапно проснувшись, пошла дальше, осторожно ступая, а Уильям вспомнил, что она была необутой. Проклятие, она может порезать или ушибить ноги. Он сжал челюсти. Как тебя понять, Маркейл Бичем?

Уильям быстро пошел по набережной, не выпуская из вида темную голову Маркейл, и, догнав девушку, когда она ступила на узкий тротуар перед магазинами, тянущимися вдоль набережной, подхватил ее на руки.

— Привет, моя непослушная маленькая…

— Уильям!

Она крепко обняла его и уткнулась лицом ему в шею.

Что за черт? Уильям стоял, не шелохнувшись, и, хмуро взглянув вниз на Маркейл, мгновенно почувствовал ее соблазнительные формы, прижавшиеся к его груди, и запах лаванды от ее волос.

— Я так беспокоилась…

Маркейл взглянула на него, но голос подвел ее, словно слезы не дали словам слететь с ее губ.

«Она дает понять, будто на самом деле тревожится обо мне, но я-то знаю, что это обман. Верить ей после всего, что было, нельзя. Жаль, что я не могу сказать то же самое о своих чувствах». Честно говоря, волны удовольствия прокатывалась по нему, когда он держал Маркейл в объятиях, но Уильям решил, что это ощущение лучше всего поскорее забыть.

— Пожалуйста, отпусти мою шею, — проворчал он, сердясь на собственные мысли. — Она мне еще пригодится.

Маркейл, всхлипнув, усмехнулась и разжала руки.

— Прости. Я очень перепугалась. Боялась, что ты остался на корабле, когда…

У нее сорвался голос, и она снова уткнулась ему в шею, а теплые слезы просочились сквозь его рубашку.

Уильям быстро зашагал к экипажу. Что за спектакль она тут затеяла? Нет, его больше не проведешь. Он слишком хорошо знал Маркейл, и ему следовало просто поставить ее на ноги и предоставить самой ковылять к экипажу в одних чулках.

Но вместо этого он прижался щекой к ее волосам и вдохнул щекочущий нос запах лаванды.

Да, в юные годы он свято верил в любовь, отдал бы весь мир за это мгновение, когда мог держать Маркейл в объятиях, словно на свете не существует никого, кроме их двоих.