Но он только прищурился и скрипнул зубами.

— Поверь, Мелоун, моя голова еще никогда не была такой ясной, как сейчас, — абсолютно спокойно возразил он. — Что тебе непонятно? Как колено разбабахало, видишь? Судя по всему, я порвал связки. Срок восстановления при такой травме в случае удачной операции — около полугода. Прибавляем к ноябрю шесть месяцев и получаем начало мая. Как считаешь, какие у меня потом шансы засветиться перед спортивными скаутами и получить стипендию? Примерно такие же, как поступить в колледж со своими восемью сотнями по SAT. А без образования мне прямая дорога дядьке в подмастерье. Он, кстати, тоже когда-то возлагал большие надежды на баскетбол — и вылетел из колледжа, получив на одной из игр травму. Я, как видишь, побил его рекорд: буду первым в семье, кто вообще порог ВУЗа не переступит.

— Да почему? — расстроенно выдохнула Tea: она никогда еще не видела Дина таким собранным и совершенно серьезным. Он говорил, как нормальный человек: без сарказма и насмешек, — но почему-то от этого тона хотелось плакать куда сильнее, чем от былых издевательств. Не потому ли, что глаза Дина были почти безжизненными? Как будто он на самом деле распрощался с будущим.

— Может, там еще не разрыв, а просто сильное растяжение? Но даже если ты угадал, с нынешними технологиями, я уверена, ты сумеешь восстановиться гораздо быстрее. И SAT это был не последний: позанимаешься интенсивно, пока тренировки пропускать придется, и наберешь необходимые баллы. А если все-таки нынче поступить не получится, это тоже не конец света: колледж никуда не денется и в следующем году. Главное — желание и упорство, а уж их тебе не занимать!

Еще не закончив, Tea поняла, что говорит что-то совсем не то. Вроде и правильные фразы, но вовсе не те, что нужны были сейчас Дину. Все-таки не понимала она его, как бы он ни объяснял. И первыми же словами он это подтвердил.

— Спасибо тебе, Мелоун, за утешение, только свое упорство вместе с желанием я теперь могу засунуть в жопу и крепенько усесться на нее за кассой фамильной мастерской, — с горькой усмешкой — над самим собой — заявил он. — У меня был последний шанс доказать родителям, что я не такой тупица, каким всегда им представлялся, но я благополучно просрал его, как и все остальные. И их подвел, и Стивена подставил, а уж он-то точно этого не заслуживал. Так что зря ты, Мелоун, к чувству достоинства моему взываешь: не та это лошадка, на которую нынче стоит ставить. Не получилось из меня Уоллеса. Так-то.

Молнией мелькнуло у Tea в голове воспоминание многолетней давности. Они с папой тогда провожали маму на поезд и на вокзальном перроне стали свидетелями иного прощания. Мужчина и женщина — оба высокие, с иголочки одетые и очень строгие — выговаривали мальчишке, не желающему их отпускать. Тот был так похож на них обоих, что Tea сразу определила в нем их сына. И тем удивительнее было услышать от них равнодушные и до дрожи жестокие слова:

— Ты же понимаешь, Дин, что мы не можем держать при себе ребенка, не способного к четвертому классу выучить таблицу умножения. Если кому-то станет известно о твоей неуспеваемости, это скажется и на нашей репутации, а у папы защита докторской через несколько месяцев. Как мы будет объясняться, если нам зададут вопрос о тебе? Профессорский сын — и такой тугодум? Нет, даже речи быть не может, чтобы ехать с нами. Останешься со Стивеном, пока не станешь хорошо учиться. Мы за тебя краснеть больше не можем.

Выдав эти фразы, миссис Уоллес развернулась и, даже не поцеловав и не обняв сына на прощание, прошла в вагон. Мистер Уоллес нахмурился, разочарованно вздохнул и молча направился за ней. А юный брошенный Дин остался стоять на перроне и стоял там до тех пор, пока какой-то мужчина не обнял его за плечо и не увел, совершенно безвольного, прочь.

Tea была уверена, что в том своем состоянии Дин не видел ничего вокруг, в том числе и ее, ставшую невольной свидетельницей его унижения. Но она ошиблась, и первый же учебный день быстро заставил ее в этом убедиться.

Но неужели за семь прошедших лет родители Дина так и не осознали своей неправоты и не захотели признать его своим сыном? И именно поэтому так важно было Дину поступить в колледж, чтобы доказать самым близким людям свою состоятельность? А сейчас он отчаялся, потеряв надежду и не видя выхода?

Но ведь ничего еще не потеряно!

— Глупости! — растерянная от своих открытий и неожиданно проникшаяся Диновой болью — совсем как в детстве — Tea снова начала говорить совсем не то, что следовало бы. — Ты столько добился в «Элинстаре», Дин; другой за всю свою жизнь и десятой части этого не достигнет. Ты стал капитаном баскетбольной команды, собрал все титулы на школьных балах, ты невероятно популярный парень, в конце концов, способный сразить любую девчонку, — тебе ли жаловаться на нереализованность?..

Дин хмыкнул, прерывая, и почти что весело посмотрел на нее.

— Уж ты-то не можешь считать все это действительно важным, Мелоун, — безошибочно угадал он и тряхнул головой. — Да и я не настолько туп, чтобы не отличать то, кем я кажусь, от того, кем являюсь на самом деле. Я всю свою жизнь из кожи вон лез, чтобы стать хоть немного достойным своих гениальных родителей, но, как видишь, особо в этом не преуспел. Рассчитывал выучиться и вытащить Стивена из того дерьма, в которое он по моей милости превратил свою жизнь, но и тут не сдюжил. Тебе вот тоже, кажется, удружил, испортив отношения с одноклассниками. Не будь меня, ты бы наверняка не стала изгоем, как сейчас. В общем, всем подгадил Дин Уоллес. Отличные восемнадцать лет жизни. Просто на зависть.

Он говорил это с какой-то упрямой решимостью, делясь самым личным, как будто на самом деле поставил на себе крест, и Tea снова стало страшно. Она хотела только прекратить его терзания, подобрать нужные слова, чтобы убедить его, что не стоит сдаваться, но тех не было в удушающей тесноте Диновых откровений, и Tea сжимала кулаки от бессилия, и ругала слишком тяжелый язык и разбежавшиеся мысли, и чувствовала эту прорвавшуюся боль Дина, и меньше всего на свете хотела быть ее причиной.

— Дин!..

— Ты прости меня, Мелоун, — совсем уже безнадежно улыбнулся он и зачем- то, взяв ее за подбородок, погладил по щеке большим пальцем. — Ты хорошая девочка. На самом деле, наверное, лучшая, что мне встречалась, и единственная, умеющая держать слово, и я…

Tea не знала, как это произошло, и никогда не смогла бы ответить на вопрос, как решилась на подобный поступок. Но в череде темных волн, накрывающих сердце из-за чужого отчаяния, одна перепугала так, что Tea не сумела справиться с ней в одиночку. Зажмурилась, уступая порыву, подалась вперед…

…и прижалась губами к губам Дина Уоллеса…

У Дина словно тумблер переключился в голове. Исчезла обреченность и ощущение одуряющего одиночества и ненужности. Расступились черно-серые стены камеры, в которую загнал разгулявшийся страх. Дин ведь отлично знал, что не оставил на развилках пещерных ходов знаков, по которым его можно было бы найти. И слишком хорошо понимал, что самому ему с порванными связками отсюда не выбраться. Два-три дня без воды и еды на морально-волевых — и все, отмучается. А умирать, пусть даже спустив свою жизнь в канализацию, совсем не хотелось.