мистером Йейтсом? А, ясно. Что ж, простительно. – Он положил трубку. – Бедняга приехал вчера из Эдинбурга и еще не оклемался с дороги. Сегодня из-за этого проспал.

Выражение лица у Риз-Гордона было то ли философическое, то ли просто кислое.

Через пять минут дверь открылась и вошел высокий худощавый человек в белом халате поверх черного костюма. На груди у него был криво приколот гостевой бейдж.

– Доброе утро, – сказал гость, отводя со лба жесткие темные волосы. – Извините, что опоздал. – Льюис Пол Йейтс, «Вектаррей-Британия».

Все представились и пожали ему руку.

Наконец алюминиевый чемоданчик поставили на складной стол рядом с компьютерными шкафами. Пруэтт открыл набор инструментов. В углах помещения, под потолком, телекамеры развернулись, чтобы записывать операцию.

Капитан Догени и Йейтс достали из запечатанных конвертов ключи и отперли чемоданчик. Внутри на черном антистатическом пенопласте лежали три платы – черные детали и серебристый припой поверх золотого узора на зеленом, – а также толстая папка на кольцах. Белл достала и открыла папку.

Йейтс заговорил, указывая на платы по очереди:

– Это эмулятор. Обратите внимание, мы использовали тридцатинаносекундные ЭСППЗУ, время стирания-перезаписи тоже улучшено. Это модемная плата – в целом стандартная, но с усиленным контролем неисправностей. А это декриптор…

– Я б купил, да жена против, – сказал Догени тихо, чтобы не услышали звукозаписывающие устройства, и Йейтс заткнулся.

Пруэтт открыл переднюю панель серого шкафа и выдвинул металлическую рамку. Там уже было штук десять плат, еще пять-шесть слотов пустовали.

Белл отдала инструкцию Йейтсу.

– Все отошли на шаг, я врач, – сказала она. – Медсестра, скальпель.

Пруэтт подал ей отвертку. Белл принялась отвинчивать зажимы с гнезда в материнской плате.

Платы КОН-СВЕТ установились без всякого драматизма. Они идеально встали в гнезда, не заискрились и не задымились при электротесте. Через полчаса шкаф был закрыт и все вышли из машинного зала.

– Ланч? – спросил Догени у Белл, когда они шли по одному из главных коридоров.

– Я уже договорилась с Красной королевой, – ответила она. – Будем обсуждать скучные девичьи фантазии.

Догени фыркнул.

– Меня не обманешь, капитан-лейтенант Белл. Вы будете говорить о войне.

– В игровой день – ну уж нет, – ответила Белл. – И вообще, в пятницу вечером ты ведешь меня в ресторан, потом в театр, а дальше у нас будет для разговоров о войне целая ночь.

– Хмм.

– Все по-честному, Майк. – Белл подняла голову и увидела, что навстречу идет коллега, с которой они договорились встретиться за ланчем. – Вот ты где! Нам надо кое-что обсудить.

– Да?

– Сегодня утром кто-то бросил подлодку-камикадзе на один из моих крейсеров. Не ты, случаем?

– Очень сожалею, но я не могу обсуждать официальную флотскую доктрину с представителями империалистических держав, – ответила девушка, носящая конспиративную кличку ВАГНЕР.

Они с капитан-лейтенантом Белл рассмеялись, а капитан Догени покачал головой.

– Так что, черную коробочку установили? – спросила ВАГНЕР, отрезая кусок пирога с беконом и почками.

– Тсс, у Гарета повсюду уши. – Белл выудила из салата кусок вареного яйца и задумчиво прожевала. – Что ж, яйца хотя бы свежие. А вот сыр знавал лучшие дни.

Они ели в пабе за полквартала от Центра. Паб звался «Медведь и дубина», что рождало бесчисленные шутки на тему холодной войны. В те дни, когда, как сегодня, все сотрудники присутствовали в Центре, большинство за столиками составляли люди в форме.

– И все равно я начинаю думать, что Пруэтт прав, – сказала Белл.

– С чего бы вдруг?

– Эта железяка не будет работать. Знаешь, какой там язык?

– Ада, наверное.

– Нет. Сара. Специально адаптированная реализация Ады. Пентагон потратил хренову тучу миллионов на разработку своего идеального компьютерного языка и еще бог весть сколько на то, чтобы нам его впарить, и уже плодит расширенные версии. Как у тебя сейчас с Адой?

– Вроде нормально. Мне казалось, она тебе нравится.

– Нравится. Отличный язык, но через пять лет он устареет, а через десять – вымрет. Примерно к тому времени мы, возможно, сумеем обучить ему столько программистов, что вам не придется писать код самим. – Белл подалась вперед. – Понимаешь, в том-то и беда со всем Центром. Это свалка недодуманных идей и недоделанного оборудования. Никто не знает, можно ли руководить морским сражением из их хваленого БИЦа, но кого это колышет? Они думают, что будут сидеть у себя на диване и руководить Третьей мировой по телефону… Все, кроме Майка, а он хочет вести своих людей под шквальным огнем.

ВАГНЕР сказала:

– Ты с каждым днем все больше становишься пацифисткой, капитан-лейтенант Белл.

– Я всего лишь честная работящая девушка и вижу, что творится, – ответила Белл тоном Элизы Дулитл.

И это правда, подумала ВАГНЕР. Белл никогда не выдавала государственных секретов, но видела, что творится, а главное – прямо об этом говорила. Она не нарушила никаких правил, когда обучила ВАГНЕР языку программирования Ада. Разработчики не только его не скрывали, а, наоборот, всячески убеждали всех им пользоваться. Однако без этого обучения – и без объяснений Белл, как добиться от компьютера желаемых результатов, – ВАГНЕР не смогла бы исполнить свою роль в операции НОЧНОЙ ГАМБИТ.

Свою первоначальную роль, во всяком случае. С тех пор все значительно усложнилось.

– Мне пора бежать. – Белл отодвинула тарелку с недоеденным салатом. – Труба зовет. Надеюсь, ты подготовила им классный подарочек?

ВАГНЕР ответила с карикатурным русским акцентом:

– Я? Откуда миролюбивой социалистической республике иметь маленький грязный секрет для храбрых Рэмбо с загнивающего империалистического Запада?

Когда они выходили на улицу, Белл спросила:

– Так когда у тебя отпуск?

– С пятницы, – ответила ВАГНЕР. – Две недели без всяких важных дел.

– Ты же вернешься играть за плохих в ГОЛУБОМ КРИСТАЛЛЕ?

– Мечтаю его пропустить. К тому же я уже приложила к нему руку. Миролюбивая социалистическая народная геймерша уже запрограммировала все свои маленькие грязные сюрпризы.

– Могла бы хоть намекнуть.

– Выдать военную тайну? – спросила ВАГНЕР.

Обе рассмеялись и повернули к входу. На розовой кирпичной стене у двери кто-то ядовито-зеленой краской из баллончика написал: «ГРИНХЕМСКИЕ ЖЕНЩИНЫ ПОВСЮДУ»[45].

Капитан-лейтенант Белл миновала проходную и зашла в женский туалет – поправить форму и макияж. Ее это бесило, но деваться было некуда. Однажды она водила больших военных шишек по Центру ненакрашенная, как будто на боевом дежурстве в море; через два дня Риз-Гордон сообщил, что в ней «заподозрили» лесбиянку. Майк Догени озверел. Белл, видя его гнев, сама немного остыла, и позже они посмеялись над этой историей – в постели, где так хорошо смеяться.

Красная королева ошибается, думала Белл. Она вовсе не превращается в пацифистку. На войне не будет места лицемерной показухе мирного времени.

Она так ушла в свои мысли,