Шла она как-то по Каретному ряду, мимо мчались автомобили, сверкали витрины, горели рекламы, шумели торговцы, настроение у Рины были прескверное, и вдруг… В глаза ей бросилась нарядная и нелепая табличка: Театр «Взрыдай!» «Как будто прямо для меня написано!» – подумала Рина и вошла в помещение.

«Взрыдай!» оказалось самым популярным в Москве ночным кабаре. Несмотря на высокие цены, попасть туда было не так просто. Зал набивался богачами-нэпманами, столичными знаменитостями, известными поэтами, актерами и художниками. Кухня – изумительная, на ней колдовал лучший в Москве повар. В кабачке ужинали Асеев, Эрдман, Ардов, Мариенгоф, захаживали Маяковский и Иван Поддубный, приезжали из Петрограда ФЭКСЫ – Козинцев, Трауберг и Кулешов, однажды привезли даже «икону русского театра» Владимира Николаевича Давыдова. Не просто привезли: он включился в импровизацию и спел старинные куплеты.

Пародии, скетчи, романсы, куплеты и, главное – виртуозный конферанс – вот визитная карточка кабаре «Нерыдай!». Представления начинались в полночь, а заканчивались часа в четыре утра. Зрители разъезжались на своих извозчиках, а Рине с Зинаидой добираться домой было далеко и не на что. Один из основателей «Нерыдая» Егор Тусузов договорился с деревенским мужичком, приезжавшим каждое утро в Москву по делам, по дороге подвозить девушек на Землянку – улицу, где они жили. Все в театрике любили и ценили друг друга.

А потом закрутило-завертело: каждый день что-то новое. Вперед – к Киршону! Назад – к Островскому! Сумбур вместо музыки! Долой Таирова! Ура Пролеткульту! Нет Есенину! Эйзенштейна в архив! Навеки вместе с «Бежиным лугом»! Нет Зощенко! Открыть ясли имени Малюты Скуратова! Закрыть МХАТ 2-й! Художественному театру – имя Максима Горького! Художники в те времена чувствовали себя, как в финской бане: то 100 градусов жары, то – в ледяной проруби. Но как-то умудрялись жить, творить, влюбляться, шутить и даже зарабатывать деньги.

Кстати, зарабатывать Рина Васильевна не умела никогда и всю жизнь искренне удивлялась, откуда у коллег берутся деньги, модные шмотки, антиквариат. В молодости с одеждой у нее были большие проблемы, ей доставалось то, что кому-то было мало или велико. «Вот я помру, и никто никогда не узнает, какой у меня был прекрасный вкус», – шутила она. Моду Рина Васильевна признавала немедленно и никогда с ней не боролась. Вот только следовать ей не могла.

Хозяйкой она тоже была неважной, так и не научилась ни готовить, ни шить, ни пришивать пуговицы. Даже на фронте кто-нибудь из мальчиков фронтовой бригады пришивал ей оторванный рукав или пуговицу на пальто. Да и во всех поездках чемодан укладывать тоже помогал ей кто-нибудь из друзей. В юности она особенно не любила это занятие – просто бросала все подряд в чемодан, уминала, как могла, становясь коленками на крышку, и запирала замки.

* * *

Жизнь была бешеная, наполненная работой. Спать Рина Зеленая считала преступлением. Утром и днем – репетиции, вечером – спектакли, ночью – клуб, встречи, споры, чтения.

В 1923 году Рина Зеленая перебралась в Петроград, в театр «Балаганчик». В Северной столице – цвет интеллигенции. Брянцев организует первый детский театр, впоследствии знаменитый ТЮЗ, где начинали Николай Черкасов и Борис Чирков. Композитор Глазунов добывает у Луначарского паек для пятнадцатилетнего Дмитрия Шостаковича, который работает тапером в кинотеатре «Селект». Рина обедает у начинающей писательницы Милочки Давидович, а ужинает у Зощенко или Слонимского. Репетирует у Козинцева и Трауберга в спектакле «Внешторг на Эйфелевой башне».

Рина Зеленая овладела редким эстрадным стилем – «diseuse», слегка напоминающим шансон. Когда она приехала в Питер, город буквально сошел с ума – половина женского населения атаковала парикмахерские с требованием сделать стрижку «под Рину Зеленую». А когда актриса решила зайти в Гостиный двор, местный приказчик встретил ее словами: «Если будете что-нибудь покупать, я вам уступлю… Только, пожалуйста, выходите «на бис» побольше. Уж больно вы скупы…»

Затем – снова Москва, открытие Театра сатиры. Рину Зеленую пригласили на работу впервые, до этого она везде появлялась сама: «Здравствуйте, я приехала к вам работать!» Театр сатиры 1924 года– это театр обозрений, сатирический, талантливо придуманный, с труппой великолепных комиков. Когда же в репертуаре стали появляться спектакли драматические, Зеленая покинула этот театр. Ей были близки «малые формы» – репризы, скетчи, миниатюры.

Потом был легендарный Мюзик-холл, где блистали Валентина Токарская и Мария Миронова, Борис Тенин и Сергей Мартинсон.

Потом – Театр миниатюр, первая программа которого открывалась сценкой «Антракт без антракта». Зеленая исполняла роль театральной буфетчицы, у которой негодующий зритель спрашивал: «Из чего сделано это пирожное?!» Буфетчица невозмутимо отвечала: «Из Наполеона». При этом ее интонация ярко подчеркивала, что, мол, ни о каких Бонапартах она и не знала, и не слыхала. Зато взволнованно рассуждала об «Анне Карениной» – барыне, которая влюбилась в бывшего графа и хочет уйти от своего старичка к нему, но при этом нужно так поделить жилплощадь, чтобы ей «памятник был виден»…

Далее следовала знаменитая комическая сценка «Одну минуточку!», идею которой подсказала сама Рина Зеленая. Она играла зубного врача в несвежем белом халате и расстегнутых, но не снятых ботинках. Аркадий Райкин был пациентом, не сказавшим ни одного слова. Все действие врач вела с кем-то пустопорожние телефонные разговоры, а пациент сидел в кресле с открытым ртом. В финале он сам выдирал себе зуб и, шатаясь, уходил. Современники вспоминали, что зрительный зал стонал от хохота.

Актриса постоянно искала те формы, в которых с наибольшей полнотой выразилась бы ее индивидуальность. На многих сценах она переиграла массу уморительных скетчей, ставила сама, конферировала. Очень любила петь и однажды подготовила номер «Чарльстушки», где соединила народную частушку с чарльстоном. Во время исполнения куплетов она скидывала сарафан и оказывалась в костюме герл, демонстрируя «стиль рюсс на изысканный вкюсс».

А однажды, чтобы не сорвался один из концертов, Рину Зеленую попросили заполнить паузу, и она детским голосом, с запинаниями и придыханиями, протараторила «Мойдодыра». Успех был оглушительный. С тех пор актриса много лет выступала на эстраде в жанре «Взрослым о детях», достигнув в нем небывалых высот. Она не переставала думать о малышах ни на минуту, никогда не расставалась с записной книжкой и постоянно делала там пометки. «Отец говорит сыну: «Не бегай все время к соседям! Ты им, наверное, уже надоел!» Сын отвечает: «Ну что ты, папа! Я пришел к ним, и они мне сказали – только тебя тут и не хватало!»

К середине 30-х Рина Зеленая уже была звездой, ее слава была безграничной. Ее имя звучало, как предвкушение чего-то необычного, праздничного. Если в кухню на коммуналке вбегал ребенок и кричал: «Рина Зеленая!» – кухня пустела. Соседки разбегались по комнатам к своим репродукторам.

Своего положения на эстраде она добилась сама. До конца жизни актриса искренне удивлялась, как ее коллеги умудряются находить нужных людей и пользоваться знакомствами для достижения своих целей. Эстраду называла джунглями: «Либо съедят тебя, либо ты должна кого-нибудь съесть!» Сама же никого не «ела», а, наоборот – пестовала новых звезд. Приняла деятельное участие в карьере Сергея Михалкова, Бориса Брунова, Зиновия Гердта и еще десятка талантливых людей. Как ей это удавалось?