– А если все это вместе? На …стрём заканчивается?

Я похлопала ресницами, чувствуя себя иностранкой, пока наконец домовой не спас мои мозги от окончательного, не поддающегося лечению и вправке вывиха.

– Экстрём! Во!!! – И пафосно закончил фразу: – Я не дам тебе лишить себя, может быть, единственного в твоей скучной жизни настоящего экстрёма!

– Сам ты – «экстрём»! – Я не удержалась от ехидного смешка, за что заслужила в ответ его недовольную мину. – Не была я здесь, не видела я эту Боровлянку – и еще бы век мне ее не видать!

– Глупая ты, – тяжело вздохнул Хряп. – Я тебе такое веселье предлагаю, а ты заладила одно и то же!

Веселье? Хм…

– Ну ладно! Посмотрим на твое «веселье». Но если я умру здесь от скуки – это досадное недоразумение будет на твоей совести!

«Живет моя отрада в высоком терему-у-у, а в терем тот высокий нет хода никому-у-у!» – От неожиданно раздавшегося за забором нестройного завывания я вздрогнула так, что едва не сверзлась со стула.

– Вот говорила же Гальке, чтобы не давала этому алкашу полтинник!

– Ну веселье не веселье… – домовой ехидно осклабился, – а со скуки не помрешь – это факт! А чего это Гришка репертуар сменил? – Хряп озадаченно почесал кудлатую макушку.

– Ну, – я пожала плечами, заодно разогнав комаров, – видать, захотелось и для соседки чего задушевное сбацать!

«Ты сказала во середу, придешь в гости до обеду. Жду-пожду – тэбэ нема… Пидманула-пидвела!» – лихо перешел на ближнезарубежный фольклор этот местный трубадур.

– И после этого ты хочешь, чтобы я осталась?! – Я уставилась на домового, явно наслаждающегося пением Гришки, и прислушалась.

Хм, довольно неплохой тенор. Может быть, в другой раз мне бы его творчество даже понравилось, но только не здесь и не сейчас!

Следующая песня заставила меня вскочить, едва не опрокинув стул. Нет, ну я этому вокалисту завтра фальцет обеспечу!

«Лиза, не исчезай, Лиза, не улетай… Побудь со мной еще совсем немного, Лиза, как жаль, что расставанья час уже так близок…»

– Ах, как романтично! – Хряп театрально смахнул слезу. – Жаль только, что на кнопки гармошки через раз попадает. Хотя, честно признаться, не впервой.

В нашей комнате зажегся свет. Кутаясь в халат, из окна высунулась Галка и, подслеповато вглядываясь в темноту, тихо позвала:

– Ли-из! Лиза, ты где?

Черт, разбудил! Ну ничего! Скоро выйдет хозяйка, и вот тогда-то я получу моральное удовлетворение и за потревоженный сон сестры, грозящий перейти в душеспасительную беседу, и за мой испорченный отдых!

– Лизавета!

Не отстанет!

– Что? – Я вышла из беседки.

Заметив меня, она поманила и, когда я ступила в освещенный квадрат, усмехнулась:

– А ты еще хотела уехать! Где еще ты услышишь такой репертуар в свою честь?

– После такого репертуара я еще больше хочу уехать! – не выдержала я и покосилась на темнеющий забор, из-за которого доносились виртуозные пассажи. Как бы его угомонить?

– Иди к нему и попробуй уговорить пойти домой! – словно отвечая на мои мысли, попросила сестра и пояснила: – Не хочу, чтобы он Ольгу разбудил. Она совсем недавно уснула, все ворочалась.

– А почему сразу – я?

– Ну а к кому он с серенадой под окно пришел? – Галка победно развела руками и приказала: – И поторопись.

Зыркнув на сестру, я безнадежно покосилась на темное окно хозяйкиной спальни и поплелась к калитке. Распахнув ее, вышла на дорогу и сразу же увидела соседа. Привалившись к фонарному столбу, он терзал небольшую гармошку, уставясь в звездное небо.

– Ну и чего тебе тут надо?

Услышав меня раза с третьего, Гриша сфокусировал на мне взгляд и расцвел в улыбке:

– Лиза!

Закинув гармонь за плечо, он нетвердым шагом направился ко мне.

Я попятилась к спасительной калитке.

– Ты пьян!

– Трезв как стеклышко! – Не переставая улыбаться, он икнул, обдав меня крепким перегаром, и зачем-то покрутил у себя перед носом кулаком. – Вот те крест.

– Заметно! – Решив не рисковать, я все же спряталась за дверцу.

– Ну а ежели заметно, чего тогда поклеп возводишь? – внезапно нахмурился он.

Заставив себя честно сосчитать до десяти, я сбавила тон и улыбнулась:

– Гриш, может, домой пойдешь, а? Время-то уже позднее.

– Пошли! – Он вновь заулыбался и взялся за калитку.

– Куда? – насторожилась я, пытаясь нащупать крючок и накинуть его на вдруг ставшую невероятно маленькой петлю.

– Домой! – счастливо улыбнулся он и дернул калитку на себя. К счастью, железная петелька вновь стала обычных размеров, и крючок лязгнул, закрываясь.

– Гриш, к себе домой! Спать! Бай-бай! – Прижав ладони к щеке, я многозначительно всхрапнула.

– Ты меня прогоняешь? – Парень вновь надулся. – Ах, вот, значит, как! Я ей, а она… – И вдруг выпалил: – Не пойду!

– Гриш, ты чего? Совсем больной?

– Да! Представь себе! – Он выхватил из-за спины гармонь и, резко растянув мехи, гаркнул, распугав ночных сверчков: – «Ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пидвела!»

– Гриш, успокойся! – Господи, вот ведь навязалось на мою голову это чудо белобрысое-в-стельку-пьяное! – Иди спать!

– А не хочу! Буду петь тут до утра! – И заголосил с новой силой: «Ты ж мэнэ молодого с ума-розуму свела!»

– Гриш, сейчас баба Оля выйдет! – попыталась я его напугать, но это только возымело обратный эффект.

– Ха, у меня и для бабы Оли репертуар найдется!

– А она не одна выйдет, а вместе с ружьем!

– Да что мне ее берданка? К тому же – на дробь с солью у меня иммунитет!

– Гри-иш! Пожа-а-луйста! – Больше всего сейчас мне хотелось его придушить, но я продолжала скорбно ныть: – Иди домой… А то я устала. День тяжелый был. Выспаться надо!

Это ж надо так унижаться! Я чуть не завыла, вспомнив, что общаться с этим типом мне грозит еще десять дней. Боже, как я хочу домой!

Между тем, кажется, мои мольбы возымели действие. Сосед снова небрежно закинул гармошку за плечо и повис на тихо застонавшей калитке.

– Ладно, уйду. И даже не обижусь… но с условием!

Держась на безопасном расстоянии, я промолчала, не сводя с него глаз. Нет, ну надо же! Какое безмерное хамство!

Не дождавшись ответа, тот расплылся в довольной улыбке и заявил:

– Я назначаю тебе завтра свидание, а откажешься – буду петь до утра!

Нервно сглотнув, я вцепилась в зубья калитки. Ха, только свидания мне и не хватало! Хотя, с другой стороны, процентов девяносто девять, что он все забудет. К тому же: что с психами, что с пьяными – лучше не спорить. Поэтому я, подавив первое желание послать его подальше и всеми нецензурными словами, на которые только была способна, заставила себя кивнуть.