Джанет? — спрашивает он и входит в комнату. Смотрит на меня. Вы не видели Джанет?

Я отвечаю, нет, извините, не видел, а он кривится — точно уверен, что вообще-то я ее видел, да только сказать не хочу, ему на зло. Делает еще пару шагов, заглядывает в кухню. Секунду-другую он стоит к нам спиной, а я даже подумать ничего не успеваю, просто киваю Сэмюэлу. И шиплю: давай, Сэмюэл, скажи ему. И локтем его пихаю.

Сэмюэл встает. Смотрит на меня. Я вижу, он пытается набраться решимости, но время-то уходит, кухню директор обозрел и уже направляется к двери, вот-вот уйдет.

Я состраиваю рожу, однако Сэмюэл только головой качает. Я откашливаюсь, как будто сказать что собираюсь, и, не знаю, может, этот звук как-то подталкивает его, что ли, не знаю. Он произносит: директор. Произносит так, точно это слово застряло у него между языком и зубами и приходится его выталкивать. Директор, повторяет он.

Директор останавливается, поворачивается. А я тоже встаю и бормочу, мол, прошу прощения, и проскакиваю между ними на кухню, вроде как кофе сварить собираюсь. Во всяком случае, надеюсь, что именно так это и выглядит. Впрочем, директор, — он либо забыл о моем присутствии, либо оно его особо не волнует. Скорее всего, не волнует. Я мог бы развалиться в одном из кресел с «кокой» и попкорном, ему бы и это было без разницы.

Директор, повторяет Сэмюэл, и Тревис говорит, мистер Зайковски. В чем дело?

Могу я поговорить с вами? Очень коротко?

Коротко? — повторяет Тревис. И смотрит на часы. Потом оглядывается на дверь.

Видите ли, у меня возникла проблема. И я надеялся… думал, что, возможно… надеялся, что вы сможете мне помочь.

Тревис вздыхает. Я его из кухни не вижу, но отлично представляю, как он делает круглые глаза. Проблема, говорит он. Ну, разумеется. Вряд ли я мог ожидать чего-то другого.

Сэмюэл мнется. И какое-то время просто молчит.

Ну же, мистер Зайковски? Не томите.

Я… у меня неприятности. С детьми.

Директор снова вздыхает. Неприятности, повторяет он. Неприятности какого рода, мистер Зайковски? И с какими детьми?

А Сэмюэл, козел дурной, считает, что имен никаких называть не следует.

Не важно с какими, я вовсе не ожидаю…

Если оно не важно, мистер Зайковски, то почему вы сочли возможным привлечь к нему мое внимание? Я, как вам, вероятно, известно, довольно занятой человек.

На миг Сэмюэл теряется. Смотрит директору за спину, встречается со мной глазами. Я киваю. Дважды.

Они нагадили в мой кейс.

Это говорит Сэмюэл, вернее, выпаливает.

Что они сделали?

Нагадили. В мой кейс.

Кто именно нагадил в ваш кейс?

Я не видел, кто это делал. Видел только результат. Собственно, он у меня и сейчас перед глазами стоит.

Так вы его сберегли?

Нет-нет-нет. Я его не сберегал. Его забрала Кристина Хоббс. Завернула в бумагу и унесла.

Мистер Зайковски. Теперь директор пощипывает себе переносицу. Не могли бы вы оказать мне услугу и начать ваш рассказ с традиционного для всякого повествования момента?

Это напрочь сбивает Сэмюэла с толку.

С начала. Начните, если можете, с начала.

Сэмюэл так и поступает. Рассказывает Тревису об икоте, о матерных словах, говорит, что в некоторых классах проводить уроки стало попросту невозможно. Рассказывает, что ему ставят подножки, что его толкают, оскорбляют, травят, плюют ему в спину. Рассказывает, как изуродовали его велосипед, как с него украли сиденье и вспороли шины. Рассказывает о рисунках на стенах, о записках, которые он находит в своем ящике для корреспонденции, о посланиях, которые получает по электронной почте. Снова повторяет, что кто-то из детей справил нужду в его кейс. А затем падает, как человек, физически изнуренный, в кресло, а директор стоит и смотрит на него сверху вниз.

Сколько вам лет, мистер Зайковски?

Сэмюэл поднимает на него взгляд. Двадцать семь. На прошлой неделе мне исполнилось двадцать семь лет.

Что же, поздравляю. Вы отметили ваш день рождения? Купили торт?

Простите, я не уверен, что…

Не суть важно. Вам двадцать семь лет. Прекрасный возраст. Не зрелости, но взрослости. Вы ведь взрослый человек, мистер Зайковски?

Да. Да, я взрослый.

Рад это слышать. А ваши мучители. Сколько лет им?

По преимуществу одиннадцать. Кое-кому десять.

Пусть даже пятнадцать. Или шестнадцать. Возможно, четырнадцать.

Верно. Да. Я бы сказал, что так.

Вам не кажется, что здесь присутствует некое несоответствие, мистер Зайковски? Не кажется, что здесь что-то не так?

Сэмюэл кивает, говорит, да, директор, кажется. Однако они нагадили в…

В ваш кейс. Да, мистер Зайковски, вы уже упоминали об этом. И что же?

А я вижу, Сэмюэл уже жалеет, что сел. Директор мужчина рослый, он прямо-таки нависает над ним.

И что же? — повторяет Тревис. Чего вы ожидаете от меня? Возможно, мне следует вызвать виновных в мой кабинет, заставить их извиниться перед вами, пообещать, что в дальнейшем они будут вести себя хорошо. Возможно, мистер Зайковски, вам хочется, чтобы я попросил их отстать от вас. Возможно, вы полагаете, что это вам поможет.

Нет, говорит Сэмюэл. Разумеется, нет. Никакой необходимости в…

Или, возможно, мистер Зайковски, — вот это, пожалуй, мысль хорошая, — возможно, мистер Зайковски, вам следует потратить недолгое время на обдумывание задач, которые стоят перед вами, как перед служащим нашего учреждения. Вы учитель, мистер Зайковски. Я уже обращал ваше внимание на этот факт, но, похоже, вы о нем позабыли. Вы учитель, а это означает, что вы преподаете, руководите классом и поддерживаете в нем порядок. Поддерживаете порядок, мистер Зайковски. Насаждаете дисциплину. И не позволяете мальчишке четырнадцати лет, который через двенадцать месяцев будет либо стоять в очереди за пособием по безработице, либо воровать чужие деньги, брать над вами верх. Не удивляйтесь, мистер Зайковски. Вы не назвали имен, однако в этом никакой необходимости не было. Мне известно все, что происходит в моей школе. Я всеведущ. Донован Стэнли — подонок. Однако ему осталось провести здесь всего несколько месяцев. И в течение этого срока я не намерен тратить время либо силы, да и вообще уделять какое-то внимание чему-либо столь омерзительному и ничтожному, как говно этого мальчишки.

И директор уходит. Не оглядываясь ни на Сэмюэла, ни на меня.

Я стою, где стоял. Держу в руке чайную ложку и стою. Смотрю на Сэмюэла. Наблюдаю за ним. Понимаю, надо что-то сказать, а что именно, не знаю. Что я могу сказать?

Ну и не говорю ничего. Да Сэмюил мне и шанса такого не дает. Он поднимается из кресла, берет свою сумку, укладывает в нее книги, пересекает учительскую, даже не взглянув на меня ни разу, распахивает дверь и уходит.