Через два часа за моей спиной послышался шепоток и хихиканье. Вы когда-нибудь чувствовали, что над вами тайком смеются? О, поверьте, это намного хуже, чем когда смеются открыто. Так вы хоть знаете, что не так и по какому поводу. Но смешки за спиной сводят с ума. Когда вы поворачиваетесь к насмешникам, они демонстрируют полную серьезность и внимание к вашим проблемам. А потом опять взрыв смеха. А есть еще категория доброжелателей, которые участливо и сочувственно сообщают: «Ты знаешь, тут над тобой смеются. Нет, не знаю почему, я же не с ними. Я же твой друг. Но давно смеются. И знаешь, наверное, тебе пока не стоит показываться в этой компании».

Все это я пережила в полной мере в свои лицейские годы, выработала определенный иммунитет, сегодня к тому же подкрепленный успокоительным, поэтому просто смешками меня пронять трудновато. Первый рабочий день закончился относительно мирно.

Когда я выходила из библиотеки, Урья взяла меня под руку:

– Ольгерда, мы же твои подруги. Расскажи нам, как ты тут живешь? Я смотрю, ты стиль одежды поменяла. Неужели у тебя наконец-то появился мальчик?

– Дорогая,– в тон ей ответила я.– Моя жизнь тебя абсолютно не касается. И подругами мы никогда не были. До завтра.

– Как все прошло? – спросила Лира. Она ждала меня в комнате с коробкой шоколадных конфет.

– Лучше, чем ожидалось,– пробурчала я с полным ртом.– Можно еще штучку?

– Ешь, ешь. Это все для тебя. Шоколад – очень полезная штука. Я тебе как лекарь говорю.

Три дня я даже не пользовалась успокоительным. Мы активно работали, не отвлекаясь на выяснение отношений. Вечером третьего дня землячки увидели меня с Отто.

На следующее утро в библиотеке меня встретила выжидающая тишина.

– Это был твой парень? – спросила Тяка.

– Кто?

– Этот, низенький, с черной бородой. Страшный такой.

– Отто не страшный!

– Он полугном,– объяснила Урья.– Я тут поспрашивала кое-кого.

– Так у тебя парень – полугном?

– Он не мой парень,– сказала я.

– Так на тебя даже полугном не клюнул?

– Да, даже полугном,– посочувствовала Тяка.– У нее вообще за два года парня не было.

– Ты опять в аутсайдерах, крошка? – с жалостью спросила Урья.

– Не опять, а постоянно,– промурлыкала Тяка.– Она ведь никому не нужна.

– Никогда не была нужна.

– Страшилка без чувства стиля.

– Я бы от такой жизни удавилась...

– Покончила с собой...

– Зачем такое никчемное существование?

Девушки, как почуявшие кровь хищницы, медленно наступали, загоняя меня в угол.

– Я вполне довольна своей жизнью,– защищалась я.

– Какой жизнью?

– У тебя есть жизнь?

– Разве это называется жизнью?

– Да, это называется жизнью! Жизнью! И она мне нравится! Нравится!!! – закричала я, выдираясь из угла.

Бежать, спасаться! Спрятаться от ужаса и стыда за себя. Ну почему я такая трусиха? Почему, вместо того чтобы с достоинством сразить нахалок какой-нибудь обидной репликой, я предпочла сбежать?

– Вылезай из-под одеяла! – потряс меня за плечо Отто.– Посмотри, на кого ты стала похожа! Тебе зеркало дать?

– Не надо,– прохныкала я.– Я и так знаю, что я страшная и никому не нужна.

– Кто тебе сказал, что ты страшная?

– Я сама знаю!

– Ты не страшная.

– Страшная. И никому не нужна! Вообще! Никому!

– Конечно, конечно. А это не я сейчас пришел к тебе, наплевав на возможность на выходной съездить к родственникам? Пассажирская карета только что ушла, между прочим. И это не Лира пытается подсунуть тебе коробку хьюдорского шоколада?

Шоколад из столицы? Ужасно дорогой и божественно вкусный? Я подняла зареванное лицо от подушки.

– Ты нужна нам,– мягко сказал Отто.– Не сдавайся так быстро, ты же умничка, золотце мое. На, держи платок. Вытри слезы и ешь шоколад. Ну, пожалуйся, тебе легче станет.

– Я боюсь их, – призналась я. – В Лицее было проще. Я была не единственной жертвой. А теперь...

– А кто давал им право издеваться над тобой? Высмеивать твой образ жизни? Не давай им спуску.

– Хорошо тебе говорить, Отто. Насколько мне помнится, год назад ты сам был в такой же ситуации.

Отто подергал себя за бороду.

– Не в такой. Во-первых, это были не призраки прошлого, вредные девчонки, а банда. Во-вторых, я сопротивлялся, а не складывал лапки, как ты. И уж точно не рыдал часами от ужаса. На, выпей!

Я глотнула успокоительного.

– Я что-нибудь придумаю.– Отто дергал себя за бороду.– Только ты лапки не складывай, хорошо? Подумаешь, ехидничают. Да кто они такие в конце концов!

Я потрясла бутыль, чтобы взболтать осадок, глотнула и довольно зажмурилась. Отто что-нибудь придумает. Как хорошо, что есть друзья! Успокоительное разливалось по телу приятным теплом. Жизнь налаживалась.

– Я тебе скажу как женщина,– сказала Лира.– Ты симпатичная, твой стиль одежды тебе идет. То, что у тебя нет парня, означает лишь то, что ты слишком занята, чтобы уделять ему время. Все, я на кухню, тебе нужно что-нибудь съесть.

Я задумчиво почесалась.

– Ты деньги зарабатываешь,– поддержал ушедшую подругу Отто.– Учишься хорошо, вон как Беф тебя ценит. Лучшую работу подкидывает!

– Да уж, лучшую.– Я скребла ногтями по спине, жалея, что не обладаю крепкими крючковатыми когтями заслуженных ведьм.

– Конечно! Старинные манускрипты! Находи, что хочешь, переписывай и пользуйся!

Я чесала живот обеими руками.

– Я об этом не подумала.

– Скажи спасибо,– хмыкнул полугном,– что у тебя есть друзья, которые думают за тебя. Кстати, ты давно мылась?

– А что? – Жаль, что у меня не десять рук.

– Говорят, если чешешься – помогает.

– Ола! – воскликнула вернувшаяся Лира. Она всплеснула руками, и кастрюлька с супом с жалобным звяканьем упала на пол.– Что с тобой? О Милостивый Анн!

Милостивого Анна, покровителя магов-целителей, подруга вспоминала крайне редко. Говорят, покровитель крайне ленив и без одобрения относится к частым взываниям. Лекари, конечно, это отрицают, выдвигая версию упования на свои силы, а не на помощь божества.

– Что? – Я даже перестала чесаться.

– Ты опухла!

– Я не заметил,– виновато сказал лучший друг.

– Конечно, ты даже не смотрел на нее! Не чешись, не чешись, а то хуже будет!