Да, межпространственные путешествия – такая штука, к которой просто невозможно подготовиться. Невозможно просчитать все последствия. Забегая вперёд, хочу сказать – я жалею о том, что тогда повидал слишком мало. Я мог бы увидеть гораздо больше миров, если бы не был так смертельно напуган. Но моя психика была на грани самоуничтожения, поэтому мир рыбака стал последним из освоенных мною реальностей. Перед тем как меня… ну, арестовали.

После нескольких дней шока и прокрастинации я написал первую главу своей новой книги. Признаюсь, сейчас мне уже не вспомнить сюжет, но тогда мне казалось, что это даже круче «Оккупантов». Я быстро вошёл в рабочий режим и к моменту выхода в свет первой книги уже имел задел для кое-чего любопытного под кодовым названием «Мир Бездны».

«Если "Оккупанты" не выстрелят, то уж это наверняка», – беспечно думал я, взахлёб рассказывая Вике, Виталию Борисовичу и этому, со странным именем, которое я всё время забывал, о том, как же классно я всё придумал. И всё могло бы быть замечательно, если бы я не решил, что в моей книге обязательно должно присутствовать самоубийство.

Очень быстро оно стало краеугольным камнем всего сюжета. Я прекрасно понимал: чтобы описать его правдоподобно, сочно и со вкусом, мне придётся испытать всё на своей шкуре. Убить одно из своих воплощений, хоть инструкция и запрещала это делать. Но кто узнает?

Недолго думая, я пришёл к выводу, что недалёкий рыбак из мира хаотичных половых связей как нельзя лучше подходит для этой роли.

Вы спросите: кто я такой, чтобы решать, кому жить, а кому умереть? Правильно, никто. И всё же, чем больше времени я проводил в теле этого тупого мужлана с интеллектом кролика, готового трахать всё, что движется, тем больше я понимал, что не просто должен, а хочу убить его. Я никогда не скажу, что само существование мира Бездны – ошибка, ведь я не Бог. Но рыбак имел ко мне самое непосредственное отношение – я был им. И это было отвратительно. Я не мог позволить частице своей души существовать в виде этого никчемного создания.

Был ещё один весомый довод. Бездна. Всего один шаг в этом мире отделял меня от смерти. Если, конечно, лететь до дна не сто тысяч лет. Можно было сказать, что я выбрал идеальный мир для того, чтобы умереть.

Было ли мне страшно? Конечно. Но больше всего я боялся самой боли, а не последствий типа «эффекта бабочки». Если миров так много, разве будет иметь значение смерть одного из моих воплощений? Как же я заблуждался… Но обо всём поподробнее.

Вначале было много радостных событий.

Я был на вечеринке, посвящённой выходу моей первой книги. Представляете?! Вечеринка. В мою честь. Её с подачи Виталия Борисовича организовала Наталья Алексеевна. Кстати, он сам тоже был здесь. Впервые за всё это время я смог вживую увидеть моего телефонного наставника. Не скажу, что он произвёл сильное впечатление: обычный дядька лет сорока, невысокий, полноватый, лысеющий, с интересной козлиной бородкой и банданой, повязанной на шее на манер пионерского галстука. Мы немного поговорили, выпили шампанского, а потом я забыл про него, поскольку единственное, что имело значение на сегодняшнем вечере, – это стопочки моих книг, расставленные то тут, то там. Моих книг с моим автографом.

На обложке красовался юнец, отдаленно напоминающий Марка Гугению (я знал, как он выглядит, потому что видел себя в зеркале). Обложка разрабатывалась с учётом моих требований, и я настоял на том, чтобы внешний вид героя был именно таким. Периодически я уходил в тёмный угол, брал одну из своих книг и вдыхал запах свежей типографской краски. Вот она – мечта, ставшая реальностью. Безусловно, это был самый счастливый момент в моей жизни.

– У меня хорошая новость, – сказала Вика, нарушая наше с книгой уединение. – Родители подарили мне квартиру.

– Ух ты, поздравляю, – сдержанно поздравил я, предчувствуя подвох.

– Может быть, поживём у меня? Помнишь, ты предлагал, – будничным тоном сказала Вика.

От ответа меня спас Лайам Аврельевич, которому я сейчас был почти что рад.

– Отойдём на минутку, Монастырский, – сказал он, подмигнув Виктории.

«Сейчас снова будет задвигать про современников и продажи», – подумал я. Однако это было лучше неудобного разговора про переезд, к которому я был совершенно не готов.

– Как успехи? – Глава издательства перешёл сразу к делу.

– Пишу, Лайам Аврельевич, – устало произнёс я, как будто своим вопросом он только что оторвал меня от рукописи.

Но, вопреки моим ожиданиям, разговор был не про книги.

– Я тут подумал, что тебе надо сменить обстановку. – Лайам Аврельевич достал из-за пазухи помятый конверт. Из цветного картона с изображением моря и пальм.

– Здесь тур на Гоа, семь дней, семь ночей. Всё включено. Поезжай, Монастырский, за счёт фирмы. – Мужчина попытался улыбнуться, но, должно быть, за годы работы боссом разучился это делать.

– Вы серьёзно? – Я опешил. Несколько лет назад я мечтал побывать на Гоа, ещё до того, как он превратился из места силы в самый попсовый штат Индии с обилием туристов из всех уголков мира. – Но тут только один билет.

– Да, один, – кивнул Лайам Аврельевич. – Отдохнёшь немного от своей пассии. И, кстати, Монастырский! Это не отпуск, понял? Это шанс отдохнуть от Ростовии и поработать, сидя под пальмами.

Что-то он недоговаривал. Создавалось впечатление, что он хочет, чтобы я на время уехал из страны. Никто просто так не раздаёт билеты в пятизвездочный отель. Приблизив своё лицо к красно-синему от обструктивного бронхита лицу начальника, я тихо произнёс:

– У меня проблемы, Лайам Аврельевич?

Тот смотрел на меня долго, словно не верил, что я оказался таким смышлёным.

– Обстановка в издательстве какая-то нездоровая в последнее время, – наконец сказал он, рыская глазами по конференц-залу. – Как бы не испортили мне перспективного юношу.

– Кого? Меня? – тупо переспросил я, рассеивая миф о своей смекалке.

– Тебя, Монастырский, тебя, – со вздохом произнёс Лайам Аврельевич. – Ну так что? Согласен?

Я вздохнул. Если бы мне предложили это год назад, я согласился бы не раздумывая. Но сейчас…

– Нет, Лайам Аврельевич, я пас. – Я покачал головой и отдал горячую путёвку обратно. – Карьера только пошла в гору, не хочу упустить волну. Да и девушка моя не одобрит.

С минуту мужчина смотрел мне в глаза, словно решал, рассказать мне о своих опасениях или не стоит. Но так и не решился. По крайней мере, не в этой вселенной.

– Что ж, удачи, Монастырский!

Лайам Аврельевич пожал мне руку и удалился, а я ещё долго стоял и смотрел, держа в руках книгу с автографом, которую так и не подарил ему.

Этой ночью мне приснился странный сон. Я стоял на краю Бездны, а Лайам Аврельевич и Виталий Борисович кричали мне в спину: «Прыгай, Монастырский! Прыгай!» Потом глава издательства достал откуда-то длинную, напоминающую спиннинг, палку и принялся тыкать меня ею меж лопаток.