– Прошу прощения, король Оберон, – тихо сказала Тьюлип.

Король фей вспомнил о ее присутствии и обратил на нее взгляд:

– Да, дитя мое?

– Твой голос так громок... Я опасаюсь, что от него может лопнуть линза господина Френеля в маяке, которая помогает освещать путь кораблям, заходящим в воды королевства, – сказала она, указывая на фонарь маяка.

– Верно, верно, дитя мое, ты совершенно права, – рассмеялся Оберон. – Уж и хитроумный был мастер этот Френель! Не любил работать в шахтах, как прочие гномы. Наоборот, он всегда предпочитал творить свет. Было время, он трудился на пользу моему недругу Витрувию, королю Циклопов, и создал самый великолепный маяк всех времен. Но я не виню в этом ни его, ни вас. Он был истинным художником и мастером своего дела, к тому же весьма благородного характера, и обладал необычайно ясным разумом – для гнома, конечно. Впрочем, я отвлекся.

Оберон умолк и опустил глаза на Нянюшку, вглядываясь в странное выражение на ее лице.

– Я снова утомил тебя своими россказнями, драгоценная моя?

– Нет. Я просто задумалась. Я могла бы окружить тебя и остальных Повелителей Леса чарами невидимости. Мне очень не хочется, чтобы Малефисента, когда прибудет, сразу узнала, что ты здесь, – твердо сказала она.

Лик Оберона посуровел:

– Что ж, понимаю.

– Пожалуйста, дай ей шанс, – попросила Нянюшка. – Не причиняй ей вреда.

– Обещаю, что дам тебе возможность поговорить с ней и выразить, как сильно ты ее любишь. И если она ответит на твою любовь, я проявлю к ней милосердие. Быть может, я даже сохраню ей жизнь, – согласился Оберон.

– Ты дашь ей шанс искупить свою вину?

– Обещаю, моя крошка-фея. Даю тебе слово. Но боюсь, что она лишь снова тебя разочарует.

Вернувшись в замок, Тьюлип и Нянюшка собрались вместе с Попинджеем в утренней гостиной. На Нянюшке лица не было от беспокойства, и Тьюлип было больно смотреть на нее. Больше всего принцессе хотелось сейчас крепко обнять Нянюшку и покрыть ее лицо поцелуями, но она боялась, что тогда та не выдержит и расплачется.

– Нянюшка, прошу тебя, не тревожься ты так. Оберон ведь пообещал, что даст Малефисенте шанс. Не думаю, что он причинит ей какой-то вред.

Нянюшка не ответила – уставившись в пустоту, она целиком погрузилась в свои мысли.

– Нянюшка, ты в порядке? Давай-ка я позвоню, чтобы нам принесли чаю.

Но едва Тьюлип потянулась к колокольчику, как в камине что-то грохнуло и полыхнуло зеленым. Принцессу отбросило через всю комнату прямо к ногам Нянюшки. Гостиную затопил яркий зеленый свет. Пока Попинджей помогал Тьюлип подняться на ноги, из камина выступила Малефисента и встала перед ними – высокая, статная, величественная, окруженная, словно дьявольской аурой, языками зеленого пламени.

– Малефисента! – вскричала Нянюшка.

– Ну разве это не мило? Признаюсь, я ожидала более многолюдной встречи. Впрочем, на столь изысканное общество я даже не рассчитывала. Прошу прощения, что я пропустила церемонию прощания с великой морской королевой, но я наблюдала за ней глазами моих воронов. Было очень... трогательно, – прибавила Малефисента с издевкой.

Ее голос Нянюшка узнала безошибочно. Да, сейчас он звучал взрослее, но это по-прежнему был голос ее дочери. Малефисента была прекрасна – как и всегда. Ее длинное черное одеяние, отделанное пурпуром, резкие черты ее лица – все это невероятно шло к ее неподражаемой личности. Правда, теперь к ней добавилась уверенность, которой Нянюшка не замечала в юной Малефисенте, и от повзрослевшей феи веяло силой и величием. Пожалуй, другой такой поразительной женщины Нянюшка и вовсе не встречала за всю свою жизнь. Но ее рога! Ее красивейшие рога теперь были покрыты чем- то черным…

– Малефисента, – снова окликнула ее Нянюшка.

Тьюлип сочувственно поглядела на нее – такую съежившуюся и подавленную. Рядом с окруженной огненным смерчем темной феей она казалась совсем маленькой и бледненькой.

– Добро пожаловать к моему двору, Малефисента, – вежливо сказала она, рассчитывая выгадать для Нянюшки минутку, чтобы дать ей прийти в себя.

– Тьюлип, не так ли? Да-да, верно: Тьюлип. Я слышала о твоей матери... очень сожалею. Хотя и не слишком верю в крепость сразивших ее сонных чар. Ведь их наложили добрые феи. – Малефисента пристально разглядывала Тьюлип, оценивая ее, впитывая глазами ее красоту. – Меня всегда изумляло, насколько вы с Авророй похожи, учитывая...

– Малефисента, зачем ты сюда явилась? – спросила Нянюшка. Услышав, как фривольно Малефисента болтает с Тьюлип, она волей-неволей собралась, и ее голос окреп.

– Ну как же – проститься с великой морской ведьмой, разумеется. Выразить ей почтение, которого она заслуживает, – с усмешкой сказала Малефисента.

– Ты никогда не питала любви к Урсуле. Для чего ты явилась на самом деле? – не отступала Нянюшка.

– Можешь поблагодарить за мой визит добрых фей, – резко ответила Малефисента. – Ноги бы моей здесь не было, если бы они не вмешались в мое колдовство. Но раз уж они это сделали и раз появился шанс, что спящая принцесса может проснуться, мне нужна помощь. Как ты не понимаешь? Принц Филипп влюблен в девушку, а я не могу допустить, чтобы он ее разбудил. Честное слово, феи могли бы хоть разок придумать что-нибудь пооригинальнее. Стоит любой принцессе попасть в переделку – как ее непременно должен спасти Первый Поцелуй Истинной Любви! И ведьмам, и феям пора бы уже включить воображение! Мне надоело: все время одно и то же. С какой стати девушке обязательно требуется мужчина-спаситель?! Почему принцесса сама не может бороться за свою жизнь, за свое спасение от колдовских чар? Для чего в каждой истории нужен какой-то принц? Да я готова убить Филиппа просто из принципа, лишь бы не повторялся этот избитый сюжет про юного принца, целующего некую спящую девушку, и бедняжка в итоге чувствует себя обязанной выйти за него замуж из чистой благодарности.

Попинджей с достоинством прочистил горло:

– Я бы не считал, что Тьюлип выйдет за меня замуж только потому, что я спас ее – хотя ей и не требуется спасение ни от меня, ни от кого-нибудь еще.

– Ну, ты же у нас такой современный молодой человек, – поддела юного принца Малефисента. – Хотя, насколько я припоминаю, Тьюлип спас не ты, а Урсула и Цирцея.

– Она сама себя спасла, – ответил Попинджей, надувая грудь, чтобы казаться больше и внушительнее.

Малефисента расхохоталась:

– Под «сама себя спасла» ты подразумеваешь, что она прыгнула с утеса, собираясь покончить с собой из-за разбитого сердца, но ведьмы успели ее спасти? Что ж, тогда, конечно, ты прав. Хотя тут я сама готова признать, что ее история оригинальнее многих прочих, нужно отдать ей должное.

Тьюлип очень не нравился тон, каким Малефисента разговаривала с Попинджеем. Интересно, подумала она, темная фея догадывается о присутствии Повелителей Леса, обступивших утреннюю гостиную снаружи? Она чувствовала гордость, зная, что они явились сюда именно для того, чтобы защитить ее от ужасной злой феи. Тьюлип попыталась представить на месте стоящей перед ней темной феи маленькую девочку, беспомощную и напуганную, но так и не смогла. Казалось, эта женщина вообще ничего не боится. Ее безграничная уверенность в себе не позволяла даже допустить, что в ее сердце может отыскаться хотя бы капелька страха.