«Да ничего особенного», – ответила она, положив трубку и обернувшись к нему. Он почувствовал, как кровь приливает к его щекам. В словах жены ему слышалось: «Тебе не нужно знать». Он подумал, что настало время «исправить» её манеры. На этот раз он решил подойти к делу со всей строгостью, чтобы эта дура хорошенько усвоила, как надо разговаривать с мужем.

«Что ты сказала?»

«Я сказала: «Ничего особенного…»

Она широко раскрыла глаза. Похоже, она поняла, что последует за этими её словами. Но было уже поздно. Он подскочил к ней и кулаком ударил её в лицо. Со всего размаху, так, чтобы низом живота она стукнулась об угол стола и покатилась по полу.

«Попробуй ответить так ещё раз».

«В Ассоциации… женщин из казённых квартир меня попросили научить печь яблочный пирог…»

Он схватил Хаён за волосы и поднял её таким образом, чтобы она опять низом живота ударилась об угол стола, ведь нельзя было простить ей эту ложь. Он хотел посмотреть на её телефоне, с кем она разговаривала, но номер абонента отсутствовал.

«Кто это?»

Она крепко сжала губы. Глаза её стали пустыми. Молчанием и пустым взглядом Хаён отвечала на нежелательные вопросы. Это бесило его с самого начала их отношений. Так Хаён пыталась выскользнуть из-под его власти. Что ж, у него оставался только один способ разрешения ситуации: ударить её несколько раз кулаком, а потом отстегать розгами. Розгами по голому телу. Это не повредит её внутренние органы, но причинит ей сильную боль и унижение. Именно это часто помогало разомкнуть ей рот и заставить говорить правду, иногда даже молить о прощении. Конечно, сразу он никогда не прощает. Последний этап «исправления» – изнасилование.

В этот день он тоже подверг её всей этой процедуре. Раздел её догола и израсходовал целую охапку розог. Но произошло непредвиденное. Хаён не вымолвила ни слова. И к тому же у неё пошла кровь. Она схватилась руками за низ живота и застонала от боли. Когда Ёнчжэ закончил ее насиловать, он понял, что она не притворяется и что нужно отвезти её в больницу.

Оказалось, она была на одиннадцатой неделе беременности. Врач удивился, что Хаён не знала об этом. Она ответила, что понятия не имела, так как у неё были нерегулярные месячные. Судя по её шокированному виду, это была правда. Ёнчжэ спросил у врача, кто это – мальчик или девочка. Врач сказал, что на таком сроке определить пол невозможно.

«Уже одиннадцатая неделя. Ведь можно узнать…»

Врач встал и ответил:

«Ну, наверное, либо девочка, либо мальчик».

Хаён отвезли в операционную. Ёнчжэ сидел на скамейке за дверью. Он был так же сильно потрясен, как и она. Нет, всё-таки шок у него был, похоже, сильнее.

В его жизни не хватало только одного – сына О Ёнчжэ. Он целых девять лет очень старался. Но жена не могла не то что родить сына, а вообще забеременеть. Врачи говорили им, что у них нет проблем с зачатием, поэтому нужно просто спокойно ждать. В последнее время он почти отчаялся. Он и представить себе не мог, что услышит слова «ребёнок погиб» и что, возможно, это умрёт его сын. По коже бегали мурашки, когда он слышал, как Хаён дышала через трубку. Он ощущал нестерпимую боль, будто все его тело рубили на части. В этой боли он убедил себя, что погибший ребёнок действительно был мальчиком.

Когда Ёнчжэ привёз жену домой, он сказал ей, что сын не выжил из-за её неосторожности и безответственности, что, пока она дрыхла под наркозом, он страдал в одиночестве от страшного шока, предательства и душевной раны. По словам адвоката, первая запись на телефоне начиналась именно с этих слов.

После этого Хаён начала меняться. Она стала многословной и разговаривала с ним беспристрастно, словно диктор, объясняющий по радио текущую ситуацию и положение дел. Всё это было зафиксировано в другой записи. Кроме того, письменно она сообщила следующее:

Он был в полном замешательстве: выходит, он совсем не знал Хаён. Та, которую он знал, не была хладнокровной и не продумывала каждый свой шаг. Она не была также жестокой и не стала бы использовать дочь, чтобы выиграть суд. Она прекрасно знала, что будет с дочерью, если убежит одна. Вот такая женщина однажды неожиданно превратилась в непонятное существо сродни окаменелости, пролежавшей миллионы лет глубоко в земле. Как такое возможно? Между двумя этими Хаён огромная, как безбрежный океан, пропасть. Что случилось? Кто её направлял?

Конечно, не кто иной, как тесть. Он также был единственным человеком, способным получить признание внучки. Серён была неразговорчива. Так Ёнчжэ воспитал свою дочку. Он был почти уверен, что посторонним вмешательством в их семейные дела он обязан тестю. Но по совету адвоката Ёнчжэ ничего не предпринимал. Теперь же можно было себя не сдерживать. Суд закончился, адвокат уволен.

Ёнчжэ вышел из отеля и отправился в город Ёнин. В торговом центре, где продавали электронику, было немноголюдно. В ремонтной мастерской народу было и того меньше. Тесть разговаривал с кем-то по телефону. Увидев Ёнчжэ, он сразу положил трубку. На его лице появилось явное напряжение. Ёнчжэ сел на стул, положив ногу на ногу.

«Где Хаён?»

Встав с места, тесть протёр сухой тряпкой экран телевизора.

«Она со мной не связывалась».

«Я дал вам целых четыре месяца, я надеялся, что вы уговорите Хаён вернуться ко мне. Мне и в голову не приходило, что это вы направляли её действия, помогая развестись со мной».

В это время клиент с пылесосом вошёл в мастерскую. Ёнчжэ встал:

«Передайте Хаён, что я даю ей неделю. Если она за это время не вернётся, то больше не увидит дочь».

Тесть посмотрел на него без каких-либо эмоций. Ёнчжэ улыбнулся. Наверно, этот старик раньше всех узнал о решении суда и очень хочет верить в правосудие.

«Для меня решение суда не имеет никакого значения. Хаён поймёт, что я имею в виду».

Ёнчжэ выезжал на развязку, ведущую в город Серён. Он не хотел обращаться с апелляцией в высшую инстанцию. Он решил дать ещё один шанс сотрудникам «Supporters». Он прикажет им обшарить всю страну и, если понадобится, порыться даже в преисподней, чтобы найти Хаён. С её головы не должен упасть ни один волосок, никто не имеет права дотрагиваться до неё, так как она – только его собственность. Она должна вернуться на своё место и получить наказание согласно его законам. Но, конечно, первой будет наказана предательница-дочь, которая сейчас дома.

Дождь припустил сильнее. Когда Ёнчжэ приехал домой, уже лило как из ведра. Он раскрыл зонт и медленно поднялся по лестнице на крыльцо.

Когда он открыл дверь, то увидел кроссовку Серён с загнутым задником. Вторая криво лежала на пороге. Как дикий жеребёнок, она сбросила их тут и убежала в дом. Он смотрел на комок земли в прихожей и на отпечаток руки на зеркале. Под вешалкой валялись портфель и мешок со сменкой. Из темноты гостиной доносилась мелодия – от игрушечного колеса обозрения. Ёнчжэ оставил в прихожей зонт, вошёл в гостиную и включил свет. Над вешалкой висела доска для записей. Утром, уходя из дома, он приклеил на неё одиннадцать стикеров, теперь там ничего не было. Их не мог унести ветер, так как стеклянная дверь и окно у лестницы были закрыты. Занавески в гостиной были аккуратно собраны. Днём дома убиралась домработница, значит, стикеры позже сорвала Серён.