— Ты… читала заклинания? Я не ослышался?

— Да. Некоторые предпочитают их вбивать текстом, но мне больше нравится сначала ставить воспринимающую матрицу, а потом говорить вслух. Так оно… живее как-то получается. Особенно хорошо «рождение жизни» выходит.

— А можно мне послушать какое-нибудь заклинание? Просто я раньше имел дело с ними только в компьютерных играх…

— Пожалуйста. — Крис на секунду замерла, прищурившись. Потом изменившимся гортанным голосом с очень четкой артикуляцией начала произносить абракадабру, которая показалась Гудвину подозрительно знакомой.

Еще пара десятков слов — и он понял, что мог бы сам написать похожее заклинание. Потому что Крис проговаривала вовсе не загадочные красивые слова, какими оперируют маги в сетевых играх, а озвучивала программный код. Причем на языке, известном Гудвину.

— Отрывка, думаю, будет достаточно. — Крис перешла на обычную речь так неожиданно, что у Гудвина зазвенело в ушах. И правда заклинание. Заворожило почище любой видеотрансляции поп-концерта. — Там еще страниц двадцать, все слушать — слишком скучно, да теперь и бесполезно.

— А сколько всего кодов ты знаешь?

— Сотни три. Я еще не очень долго работаю в этой сфере…

Гудвин аж зажмурился от нахлынувшей зависти. Запомнить наизусть триста программных кодов — вот это память! Лично ему всегда было легче переписать что-то по-новому, чем вспоминать ранее использованное решение.

— …Зато сегодня все пошло насмарку. — Крис грустно смотрела на Гудвина. — Голема у меня теперь не будет, потому что выбить разрешение на получение тела с каждым годом все сложнее, но у меня есть живой ты. Уникальный чел, первый в истории Биоса.

— Биоса? — Судя по всему, Изумрудный город и тронный зал ему не совсем пригрезились.

— Угу. Это место называется Биос. Здесь мы живем и изучаем способы создания жизни.

Он был странным. И наверняка такой же странной считал и ее.

Этот парень из другого мира стоял и как зачарованный смотрел в окно, на такой привычный и знакомый Крис пейзаж. Словно бы никогда не видел подобного. А сама девушка была занята решением одного простого на первый взгляд вопроса: «Что с ним делать?»

Отдать Совету? В таком случае его наверняка начнут изучать. И уж конечно, перепоручат это дело кому-нибудь другому. Для Крис останется только упоминание в каком-нибудь отчете, что именно она выбрала «пустышку», оказавшуюся неправильной.

Хорошее слово — «неправильный». Очень подходит для всякого рода официальных бумаг. Можно еще заменить на «испорченный».

Был и другой вариант. Совет не станет ничего изучать. Запрёт Гудвина в каком-нибудь месте и будет долго и нудно заседать, решая, не представляет ли этот индивидуум опасности, не стоит ли его дезактивировать…

Этот вариант Крис тоже не нравился. Поэтому она решила выбрать третий: никого никому отдавать не надо — оставить этого неудавшегося голема при себе и делать вид, что он удался. Ведь могут обвинить и ее, как будто это она сделала что-то не так и в результате не сумела завершить простой, в сущности, акт творения. Тогда ее саму сочтут испорченной и, быть может… Впрочем, об этом лучше даже не думать.

Помимо всего прочего, была и еще одна причина, которую Крис считала едва ли не самой главной. У нее неожиданно появилась возможность изучить жизнь в новом проявлении. Подмечать мелкие детали, эмоции, реакции, скрупулезно фиксировать происходящее в надежде, что когда-нибудь ей удастся воссоздать нечто подобное… В таком случае она поднимет мастерство творцов на более высокий уровень. И можно будет не упоминать — а лучше даже и не вспоминать, — как и из-за чего это произошло.

Да и, в конце концов, победителей не судят, ведь так?

— Гудвин, — позвала Крис.

— Да? — обернулся он.

— Что думаешь делать?

— Не знаю. Надо как-то попытаться выбраться отсюда.

— Зачем?

— Мне надо найти того, кто запихнул меня сюда. — В его голосе была неуверенность, кажется, даже страх.

— И что ты будешь делать потом, когда его найдешь?

— Мстить. — Злоба в глазах.

— Ясно. У меня есть еще вопросы по твоему миру. Лучше присядь пока. Разговор может быть долгим.

Гудвин поискал взглядом, куда бы усесться, но помимо стула, занятого Крис, ничего подходящего не наблюдалось. Она не жаловала гостей, предпочитая решать вопросы на расстоянии, поэтому мебели в доме было ровно на одного жильца.

В конце концов парень уселся на край стола. Каким-то незнакомым жестом — стеснение? — запахнул халат и приготовился внимать.

— У меня есть для тебя предложение о сотрудничестве, — сказала Крис.

— Внимательно слушаю.

Действительно изобразил внимание.

— Ты остаешься у меня. Я по мере сил защищаю тебя от опасностей и, если получится, помогаю разузнать, что же произошло, используя моего знакомого. И даже готова сводить тебя на экскурсию по Биосу.

— А взамен?

Какой быстрый переход к торгу! Поразительно!

— Взамен ты расскажешь мне о своем мире. В последнее время оттуда идет какой-то шлак вместо нормальных «пустышек».

— Пустышек?..

— Ты — «пустышка». Должен был быть ею. Сохранившееся тело без сознания. Из таких получаются либо големы, либо зомби. Второе — в том случае, если изменения в мозге необратимы. Невозможно записать сознание, если некуда.

— Занятно… — (Наморщил лоб, поджал губы. Думает?) — А что не так с этими вашими «пустышками»?

— Всё. Их мозг словно бы выжжен. В него практически нельзя ничего инсталлировать. Это началось не так давно, сперва были лишь частные случаи, но потом будто эпидемия вспыхнула. Если так пойдет и дальше — мы останемся без рабочей силы.

— А сами никак?

Крис снисходительно посмотрела на Гудвина. Не стоит, конечно, судить его строго — он здесь не освоился и многого не понимает, но, как ей казалось, некоторые вещи должны быть очевидны.

— Мы — творцы. Создателю не обязательно заниматься простой работой. Для этого и создаются зомби или големы.

— И в чем разница?

— Големы почти живые.

— Почти? Как ты или я?

Девушке пришлось сдержаться. Этот Гудвин действительно ничего не понимает.

— Нет. Не как ты. И даже не как я.

— Что значит «даже»? — Искреннее удивление и вроде бы подозрение.

— Не будем об этом. Так как, ты принимаешь мое предложение?

Парень водил пальцами по подбородку. На взгляд Крис, это было одно из самых ненужных действий, которые ей доводилось наблюдать. Насколько она могла судить, никакого физического позыва делать это у Гудвина не было. Видимо, еще одна психологическая особенность.