ХРЯК — имя, которым назвал себя слепой странник.

Кальде Чесуча — приемный отец ШЕЛКА.

Патера ШЕЛК — бывший кальде ВАЙРОНА.

ШКУРА — один из сыновей-близнецов РОГА и КРАПИВЫ.

Эко — бывший наемник, муж Моры.

Язык — один из братьев РОГА.

ЯЩЕРИЦА — остров к северу от НОВОГО ВАЙРОНА.

Моим Хозяевам

Я — безмолвное присутствие в вашем доме, молодая женщина, которая лежит в постели днем и ночью. Женщина, которая должна предстать перед вашими судьями спящей.

Быть судимой ими, спящей.

И быть обреченной, все еще спящей, соскользнуть в смерть.

Вы не задумывались, дышу ли я вообще? Вы время от времени прикладываете перо к моим губам? Мне кажется, вы должны. Я чувствую вас у своей постели.

Никто, кроме отца, не сможет меня разбудить.

Спросите Аанваген.

Пусть он заснет в кресле рядом со мной, и я проснусь.

Спросите Аанваген.

Пусть он возьмет меня за руку. Зовите его Рог, ибо звук этого рога разбудит меня. Пусть он придет ко мне, и вы увидите, как я проснусь.

Спросите Аанваген.

Джали, ваша спящая гостья

Мы путешествовали наугад, и самое время в этом сознаться. Поэтому я признаю это здесь. Принимая во внимание все обстоятельства, нам повезло; но это не может продолжаться, если мы не пользуемся какой-то запредельной благосклонностью Исчезнувших богов Синей.

Эту третью книгу, которая, несомненно, будет последней, я начну с того, что поведаю вам, кто мы такие; но сначала я должен упомянуть, что все бандиты мертвы, и что я, роясь в их добыче, обнаружил эту бумагу — целый тюк — и спешу ее использовать.

Его мысли, казалось, не имели ничего общего ни с мертвой женщиной, ни с ее гробом, ни с горячим солнечным светом, льющимся через открытую дверь в бедную маленькую комнату. Слышался стук, словно шел дождь; влага забрызгала его лодыжки, он посмотрел вниз и увидел, что кровь стекает с его пальцев и с плеском капает в небольшую лужицу у его ног.

Сын его бросил.

Он ранен. (Без сомнения, кровь была из этой раны?)

Он лежал в медицинском отсеке посадочного аппарата, хотя сейчас стоял, и его кровь капала на истертые доски пола. Судя по всему, погребальные носилки предназначались для кого-то другого, и этим другим была женщина средних лет, уже мертвая.

У его ног лежал нож со сточенным лезвием и потрескавшейся деревянной рукояткой. Он рефлекторно наклонился, чтобы поднять его, и отпрянул от него, как от свернувшейся змеи. Что-то закричало в пустоте, что-то более глубокое, чем негодование и мысли о воде, еде и исцелении.

Он попятился от ножа и проковылял через открытую дверь в самую темную ночь, которую когда-либо знал.

Нас четверо, включая Орева, но исключая наших четырех лошадей и белого мула Джали. Орев — моя птица и часто помеха, как сейчас, когда он пытается вырвать одно из своих старых перьев из моих пальцев.

— Это бесполезно, Орев, — говорю я. — Я хочу писать — я только что начал новую книгу — и не буду играть с тобой, если ты не будешь хорошо себя вести.

— Хорош птиц! — Он имеет в виду себя.

Я уже упоминал о Шкуре? Проглядев этот лист, я вижу, что нет. Шкура — четвертый член нашей компании и мой сын, один из трех. Он среднего роста, неплохо выглядит, крепкий, мускулистый, ему уже шестнадцать. На нем овчинная куртка короче моей, овчинная шапка и овчинные сапоги, которые теперь очень хорошо смазаны, потому что он нашел горшок с бараньим жиром. Без сомнения, бандиты использовали его с той же целью.

Бандиты, я должен сказать, все мертвы. До последнего. Я хотел бы похоронить их в меру прилично, но земля промерзла. Джали предложила сжечь трупы, но, я полагаю, на девятерых надо слишком много дров.

Я, должно быть, присутствовал, когда патера Шелк, патера Квезаль и майтера Мрамор сжигали майтеру Роза. Если бы кто-нибудь спросил меня об этом вчера, я бы ответил, что нет, потому что мы с Крапивой ушли сражаться за майтеру Мята после того, как Ехидна приказала ей уничтожить Аламбреру; и все же я очень ясно представляю себе череп, выглядывающий из пламени. Похоже, я путаю этот случай с каким-то другим, в котором было сожжено какое-то тело.

Во всяком случае, я уверен, что они использовали много хорошего сухого кедра. Здесь у нас дерево будет сырое, а что не сырое — мокрое от снега. Мы со Шкурой, усердно работая, могли бы нарубить столько дров за неделю, возможно. (Или за полчаса, если бы я воспользовался азотом Гиацинт — но как глупо было бы дать им знать, что он у меня!)

Чего-нибудь еще про Шкуру? Хватает, но я не буду и пытаться все записывать. У Шкуры есть брат-близнец, Копыто, который выглядит точно так же, как он. Копыто на юге, или, по крайней мере, Шкура считает, что он там. Нас так и подмывало повернуть на юг вокруг болота в надежде найти его. Так было бы дольше, но жаль, что мы этого не сделали.

Я рассказываю вам все это на случай, если первые две книги в моей седельной сумке будут потеряны или уничтожены, что вполне вероятно. Если они у вас есть, они расскажут вам обо мне и моих сыновьях гораздо больше, чем могу рассказать я.

Что еще я должен сказать? Как попутчик он склонен к унынию и пессимизму. (Он вполне может подумать то же самое обо мне.) Он не болтлив и редко говорит занимательно. Но он смелый и находчивый, и его улыбка греет мне сердце.

Я вижу, что уже начал писать об Ореве, так что давайте возьмем его следующим. Он меньше курицы, хотя крылья у него гораздо длиннее. Его перья блестят. Голова, клюв и ноги у него красные. У него есть очень неприятная привычка внезапно покидать меня, и тогда он может отсутствовать день, час или (один раз) большую часть года. Я поймал его на Витке длинного солнца прежде, чем Хари Мау поймал меня и посадил на свой посадочный аппарат.

Если быть более точным, скорее Орев поймал меня так же, как и они, приняв меня в качестве своего хозяина и иногда доверенного лица. Если бы я не кормил его больше, чем он кормит меня, было бы трудно сказать, кто кому принадлежит.

Он подумал, что ослеп, а потом понял, что это смерть. Ему не удалось достичь Ослепительного Пути — он будет вечно блуждать в этой тьме, окруженный бесами.

Бесы хуже, чем инхуми? Хуже, чем люди? Он громко рассмеялся — безумие. Безумие; а быть безумным — значит быть мертвым, так же как быть мертвым — значит быть безумным, а быть мертвым и безумным — значит быть слепым.

Его пальцы коснулись грубой коры дерева, и он во второй раз обнаружил, что они скользкие от крови, которая текла из порезов на предплечьях и запястьях. Порывшись в незнакомых карманах, он нашел четки, очки, две карты и, наконец, носовой платок, все еще сложенный так, что казался чистым. Он зубами разорвал платок пополам и перевязал самые глубокие порезы, заставляя себя работать медленно и осторожно, затягивая неуклюжие узлы свободной рукой и зубами.