круглую шапку, отороченную заячьим мехом. Обширная лысина его сверкнула на солнце, пегая бороденка подобострастно дернулась.

– Какой гад нынче ворота чистил? – вскинул глаза купец.

– Э… – Рядович замялся, но тут же выкрутился: – Кудеслав-отрок, батюшка! Эвон он, по лево-конь стоиша. – Тужир кивнул в сторону одного из отроков, хотя, конечно же, точно не помнил, кто там чистил эти ворота, Кудеслав иль кто другой. Какая разница? Давно усвоил Тужир: любит хозяин, чтоб отвечали сразу, да четко и ясно.

– Кудеслав? – нехорошо ухмыльнулся Торольв. – А ну, отроче, пойди-ка сюда!

Испуганный отрок – худенький, светлоглазый, с копной пшеничных волос – бросился на колени, даже не пытаясь оправдываться. Знал – не любит того купец.

– А вот тебе, вот! – Выхватив из-за пояса плеть, Торольв задрал отроку рубаху и несколько раз с оттяжкой стегнул по спине, да так, чтоб лопнула кожа. Кудеслав еле сдержал крик, помнил – будешь кричать, еще сильней разозлится хозяин, уж лучше потерпеть. Торольв – купчина рачительный, зря терзать слуг не будет.

И в самом деле, немного постегав слугу – так, для острастки, – купец успокоился и, убрав плеть за пояс, пнул отрока ногой. Не сильно пнул, для порядку больше – зачем свое добро портить?

– Пшел вон, – глядя на всхлипывающего отрока, добродушно произнес Торольв. – Смотри, чтоб к моему возвращению блестели воротца!

– Сполню, господине! – Кудеслав снова бухнулся в ноги.

– То-то! – Торольв с помощью второго слуги – чернявого Евмала – взгромоздился в седло и, тронув уздечку, неспешно поскакал к пристани. Чернявый Евмал побежал рядом.

Рядович Тужир кланялся, пока широкая спина хозяина совсем не скрылась из виду. Потом выпрямился – орел! – обернулся к отроку.

– Ну, чего ждешь? Хватай песок да тряпку… Повезло тебе, тля, с хозяином – милостив. Другой бы вообще прибил.

– Да уж, повезло, – утирая слезы, согласился Кудеслав. Еще бы не повезло – Торольв хоть и варяг, а человек справедливый, даже, можно оказать, добрый – насмерть еще никого из слуг не забил. Что и говорить – сердит, да отходчив. Однако ворота-то и впрямь почистить надо.

– Дядько Тужир, а белого песка у вас не осталось?

– Водяной тебе дядька! – обиженно дернул бороденкой рядович – Сколько раз сказано – зови «господине». А песка белого не осталось, весь счистили… Бери уж с дороги.

– Так, может, за Найденову усадьбу сбегать, к оврагу? Там уж песок так песок, а на дороге-то одна пыль да глина.

Тужир пожал плечами.

– Беги, коль успеешь.

Обрадованный Кудеслав, прихватив с собой прохудившуюся кадку, со всех ног бросился со двора. С Тужира станется – может еще и воды наносить заставить, да месить глину, да помогать бабам полоть, да мало ли дел на усадьбе найдется. Так что, может, и хорошо, что прибил его сегодня хозяин. Знал отрок – уж если какую работу поручил Торольв, так делай на совесть, неторопливо. Вот так и собирался отрок – неторопливо. Вернется хозяин обратно – а он, Кудеслав, уж у ворот вовсю трудится. Ну, а поскольку Торольв раньше полудня уж никак не вернется, так пока можно и не спешить, сбегать в заовражье, захоронку проверить.

Забежав за поросший орешником холм, у которого располагалось небольшое дворище наместничьего тиуна Найдена, отрок спустился в овраг и, поставив кадку, осторожно стянул через голову рубаху – чтоб не прилипла к кровавым рубцам. Поморщился – больно все же, подставил солнцу спину – подсушить кровь, – бил Торольв на славу. И, между прочим, зря – ворота-то Евмал чистил. Запамятовал про то Тужир, а может, и не запамятовал, нарочно подставил – не очень-то он благоволил Кудеславу. Немного посидев, отрок выстирал в ручье рубаху, разложил рядом с кадкой – сушиться – и, оглянувшись, выбрался по крутому склону наверх, в заовражье.

Далеко видно было с холма – и городские стены, и хоромы наместника, и пристань, и седой Волхов с заросшими ольхой берегами, а за ним – угрюмые серо-зеленые сопки. У самого склона оврага росли три березы, под корнями одной из них, средней, и устроил Кудеслав захоронку – были там уже и несколько медных ромейских монет – оболов, и зеленая бусина, и даже две жемчужины, правда небольшие, едва разглядишь – бисер. Незнамо зачем копил это все отрок. Уйти от хозяина, заплатив выкуп? Так куда идти-то? Ни рода у Кудеслава, ни племени – пять лет назад спалили их селище злобные колбеги, взрослых поубивали, детей в рабство продали. Так и оказался отрок у Торольва – сперва гусей пас да уток, а как подрос, и другие дела доверять стали – скот, поле, скорняжий промысел, да мало ли работ на усадьбе. Тяжело приходилось – сильных рабов специально не держал Торольв, так что все на отроческие плечи ложилось. Однако – и защита, и кров, и пища. А один-то, поди, проживи попробуй! Всякий обидит. Вот и не знал Кудеслав, зачем свои «сокровища» собирает. В изгои уж никак не хотел подаваться. А с другой стороны, кто знает, может, и выпадет какой случай? Вот хоть в дружину – гриди, «детские», «отроки»… Правда, тогда воевать придется, а уж очень не любил Кудеслав крови, вообще не представлял, как это можно кого-нибудь взять да убить. Хотя, конечно, иногда и хрястнул бы поленом по загривку тому же Тужиру, ух и противный мужик!

Посмотрев на жемчужины и монеты, отрок осторожно завернул их в тряпицу. Засунул за корни и вздрогнул, услыхав за спиной девичий голос:

– Чего это ты тут делаешь, а?

Обернулся – позади, в овраге, стояла девица в одной поддернутой до колен рубахе из выбеленного холста – темноволоса, смугла, тонка станом, глаза – словно искорки, на вид лет на пять Кудеслава постарше, и вообще приятна. Никакой угрозы от девицы не исходило.

– Тебе какое дело, чего я тут? – хмуро буркнул отрок.

– Да так. – Девушка улыбнулась, отбрасывая волосы за плечи. – Эвон, спина-то у тебя раскровянена. Дай-ко приложу подорожник.

Кудеслав повел плечом.

– С чего это ты такая добрая?

– Саму когда-то били, – потупив глаза, негромко сказала девица. Вскинув голову, приказала: – Слезай, говорю! Помогу.

Подорожник и впрямь оказался тем, что и надобно было отроку. Рубцы на спине постепенно переставали саднить, боль утихла. Девица между тем набрала из ручья воды в кадки. И зачем, спрашивается? Колодца, что ль, во дворе нет?

– А здесь вода слаще, – обернувшись, пояснила дева. И, схватив кадки, с натугой полезла наверх. Видно было, как на тонких смуглых руках ее набухли синие жилы.

– Постой. – Кудеслав нагнал ее и решительно отобрал кадки. – Дай теперь я помогу.

Девчонка